Сергей Зверев - Омытые кровью

– Чего так?

– Считает, что бог ему поручил меня охранять… Но это история давняя. А вам спасибо.

Я расправил плечи. Сюжету этому тысяча лет. Рыцарь, вырывающий принцессу из лап дракона. Богатырь, освобождающий спящую царевну. Теперь огэпэушник, отбивающий медсестру от пьяни.

– Пойдемте, я вас хоть чаем напою, – предложила медсестра.

– О чем мечтаю весь вечер. – Я улыбнулся улыбкой, которую почему-то считают глуповатой, а мне она казалось неотразимой.

Мы направились в больничное здание с черного входа и очутились в небольшой сестринской комнате, заставленной кушеткой, столиком с настольной лампой, стеклянными шкафами с лекарствами и инструментами.

Девушка откинула челку. И я смог рассмотреть прекрасную даму, за которую только что бился. Она посмотрела на меня… Как пишут в чувствительных романах – я утонул в синих озерах ее прекрасных очей. Все правда. Была и синева. И прекрасные очи. И какой-то прям электрический удар. И еще ощущение, что я теперь не свободная птица, а добыча охотницы, сбившей меня удачным выстрелом прекрасных глаз.

Потом девушка произнесла озабоченно:

– У Хватова кровь. Надо бы оказать помощь, осмотреть.

– Тому мерзавцу? – Я был немного обескуражен подобным смирением и человеколюбием.

– Он же тоже человек. И ему больно. И он имеет право на милосердное отношение.

Мне сперва показалось, она лукавит, выставляет себя в таком свете – мол, сестра милосердия, ничего не надо, кроме как помогать страждущим. Но я видел, что и беспокоилась, и говорила она вполне серьезно. Как-то мало встречалось мне людей, для которых милосердие не пустой звук. Я явно из другой породы, признаю лишь одно милосердие – пуля в лоб, чтоб не мучился. Да, похоже, мы два разноименных заряда. Поэтому неудивительно, что меня так потянуло к ней.

– Не подскажете, главврач сейчас на месте? – спросил я, глядя, как изящно разливает девушка чай из помятого медного чайника.

– Будет только послезавтра.

– Жаль. Хотелось увидеться… Ну а вас проводить до дома во избежание дальнейшей конфронтации? – с улыбкой спросил я.

– Я дежурю ночью… А они сегодня больше не придут. Просто бельма залили, и море по колено. Завтра с поклоном в ноги упадут… Не понимаю, если девушка одна, так приставать надо, – горько вздохнула медсестра.

– Ну если что, зовите ОГПУ. Александром Сергеевичем меня кличут. Но не спутайте, не Пушкин и даже не Лермонтов.

– Варя, – отозвалась девушка и как-то холодно дополнила: – Хотя вряд ли буду нуждаться в помощи ОГПУ.

Судя по тону, она опомнилась и надела привычную защитную маску отстраненности, при этом намекала, что продолжение знакомства мне не светит. Но я наверняка знал, что продолжение непременно будет. Не может не быть.

Когда я возвращался домой, настроение у меня было приподнятое, казалось, что я сейчас в небо взмою. Много ли для счастья надо? Добрая потасовка с местными, без которой трудно по-настоящему вжиться в новый город. А в награду увидеть строгие девичьи глаза, в которые хочется провалиться без оглядки…

Утренние совещания в отделе проводились пару раз в неделю или чаще, по необходимости. На них обычно предводительствовал сам начальник, и это было хорошо, поскольку он не любил толочь воду в ступе. Донеся необходимую информацию, виртуозно обругав проштрафившихся и кинув скупую похвалу отличившимся, он тут же разгонял личный состав на оперативный простор, считая, что уполномоченного, как и волка, ноги кормят.

Его заместитель Первак, безупречный и труднодоступный для простого человеческого общения, наоборот, обожал лить слова, давать пространные указания, за что-то распекать и что-то требовать, правда, не всегда было понятно, за что именно и что конкретно надо. При нем эти посиделки растягивались на час, а то и более. Тогда наша секретчица Ефросинья Голубкина, типичная такая активистка-комсомолка, сухощавая, с вечной на губе папиросой, которую никогда не зажигала, в красной косынке, напористая, страшно деловая и грубая, демонстративно закатывала глаза и отпускала шуточки на грани приличий в отношении забюрократизировавшегося руководства.

На наших сборищах через раз появлялись оперативники Глеб Пупырышкин и Порфирий Карамышкин. Двое из ларца, одинаковы с лица. Ребята жизнерадостные, полные оптимизма, румяные, здоровые, невежественные. В общем, прямые и вместе с тем тяжелые, как рельсы. Идеальные сотрудники заштатного отдела ОГПУ. Отвечали они за секретно-политическую линию и в основном изучали настроения в сельской местности, где и пропадали большую часть времени.