Семен Майданный - Хранитель понятий

- Ничего у вас не получится, уважаемый, - тведо, как ставят печать, сказал Бескутин, заслонив щеки бактерицидным носовым платком. - Они же тоже не дураки, потребуют закрытого суда. Им тоже негативная огласка ни к чему.

- А я в суд пойду. Все, без базара. Пусть страна знает.

- Смешной человек, правда? - Адвокат повернулся ко второму- гражданину напротив. - На волю не хочет.

- Я тоже не хочу, - сообщил гражданин Лодун, потеющий от напряжения мысли, потеющий, как кондиционер отечественного производства.

- А вы почему, уважаемый? - Бескутин прикрывал сморкалкой нос, чтоб не дышать с клиентами одной атмосферой.

- Почему? Я тебе, жук бумажный, скажу, почему. - Лодун злобно проскрежетал остатками зубов. - Ты жируешь на зеленых бобах. Водку лакаешь и тискаешь баб, сколько влезет. Ты без хавки не кис. Без дому не кантовался. По помойкам не летал. На теплотрассах не дрых. Короче, зиму я решил в тюряге зимовать. Тепло и кормят. И не лезь со своими отмазками.

- Ну-ну, разве мало мест, где можно провести зиму без туберкулеза и баланды? - Адвокат благоухал одеколоном, загораживался носовым платком и отъезжал на стуле за черту риска. - На юг податься. Или на север, на заработки, там опять люди нужны. Можно, - толстяк из-под платка указал подбородком на гражданина Клязьмина, - в какую-нибудь секту пристроиться. - Тут адвокат чуть не сверзся со стула. Прокашлялся и вдумчиво отодвинул его подальше от клиентов.

- Не знаю, чего там на севере, а в тюрьме зимовал, привычно. Все, хорэ, командир, завязывай толковище, скидавай дела прокурору. Я, кстати, тебя вообще не звал.

- Ну да, ну да, - покивал Бескутин. - Вы же оба москвичи. От наших дел далеки. Так вот, господа. Вышло негласное распоряжение НАШЕГО губернатора - освобождать следственные изоляторы от лишних людей. Пересматриваются все дела. Этим обязывают заниматься лучших адвокатов. - Жало указательного пальца повернулось к своему хозяину. - Так что, хотите вы того или нет, подпишете или нет, пойдете оба на свободу. Выпихнем! Ясно?..

А вот про что умолчал Бескутин и чем реально обеспокоился, так это тем, что сегодняшние два отказа были далеко не единственными. Уже семь урок отказались подобру-поздорову выметаться к едрене фене из «Углов». И все - московские гастролеры. Тенденция, однако.

- ...Произвол! - в благородном гневе раздул трахею бизнесмен от спорта Апаксин.

- Садись. Я тебе все втолкую: и кто ты, и кто я.

Но задержанный не садился. Типа - демарш. Типа, выражал несогласие и понтовался на предмет собственной крутости. Как же - правая рука самого Тернова. Он по-жокейски расставил ноги возле табурета и гордо держал голову высоко поднятой:

- Я не стану с вами разговаривать без адвоката, без звонка домой, без предъявления постановления. Что вы себе позволяете?!

Уверенное возмущение задержанного стильно увязывалось с его костюмом явно от каких-то кутюрье, с галстуком в месячный доход среднего магазина «Спорттовары», с часиками на позолоченном браслете, с округло-сытой физией ресторанного завсегдатая.

- Ладно, паря, я тебе тоже ничего не скажу, пока сам не запросишься потрендеть по душам. - Человек за пустым столом смотрел в упор, будто пилой пилил, и говорил нагло и весело. - Ух, как ты просить меня станешь. Парашу будешь готов вылизать, лишь бы я с тобой покалякал.

- Я смотрю, вы не совсем понимаете, с кем имеете дело! - Задержанный гневно встряхнул костюмными и жировыми складками, погнав волну дороженных парфюмерных ароматов.

- Да будет тебе разоряться, - типа заскучавший слушатель нажал кнопку под крышкой стола и бросил заглянувшему в дверь надзирателю: - Веди его в пятый.

- А кто это был? - имел наглость спросить Апаксин у вертухая. Очень похожая рожа скалилась на Апаксина с заборов и из рекламных роликов. Но тот кандидат в депутаты выглядел гораздо интеллигентней.

- Следователь по особо важным делам Сергей Владимирович Шрамов, - ответил, воротя лукавые глазки, вертухай, вместо того, чтобы дать пинка тормозящему пижону...

...Через два часа сорок минут из карцера номер пять, прозванного обитателями «Углов» сволочильником, присмиревшего спортивного барыгу Апаксина в сером, теперь уже местами запачканном костюме повели в камеру номер сорок семь.

Петр Михайлович Апаксин очень устал от скрюченного сидения в коробчонке полутораметровой высоты. От жуткого холода, от мерзкой вони и от бесконечного звона, идущего по ледяным трубам. В конце концов от собственного бессилия устал Петр Михайлович, а бессильным он не ощущал себя уже лет десять.