– Гектор, ляг отдохнуть. Ты весь красный.
– Не хочу я отдыхать. Посмотри, как живут страны третьего мира, которые отказались быть участниками цивилизованного в кавычках мира. То, как убиваю я, в тысячу раз честнее того, как убивает общество, – он подошел к Марии.
– Гектор, слышишь себя? Ты придумал это, чтобы оправдать свою жестокость, – сказала она.
– Хотя бы ты, Мария, не веди себя как они. Я разжую, если это нужно. Скажу коротко и ясно. Экономика – вот настоящая выдумка. Нет никакого рационального распределения ресурсов. Посмотри вокруг: неужели ты видишь, чтобы что-то распределялось рационально? Экономика – это клиновый лист на гениталиях, который прекрывает древнейший метод выживания: сожри того, кто слабее. Выгляни в окно. Думаешь, США – это кладезь человеческих ценностей? Тебе ведь нравится Америка, не так ли? Тут красиво, дорого, вкусно. Но это такое же прикрытие, как мой консалтинг. Мы не зара- батываем – мы отнимаем деньги друг у друга. Нет никакой экономики, есть только ложь, в которую верят тупые бедняки, не понимая, что происходит на самом деле.
– Мои родители тоже тупые бедняки?
– Разве нет? – сказал он, не подумав.
Мария подняла руку, чтобы дать оплеуху Гектору, но он молниеносно схватил ее под кисть и вывернул запястье. Мария успела лишь пискнуть, и Гектор тут же расслабил пальцы.
– Прости, детка, – он поднял руки перед собой. – Это рефлекс.
Испуганная и униженная Мария быстрым шагом пошла в ванную.
– Детка, ударь так сильно, как только можешь! – Гектор кричал, стоя в белых трусах посреди номера. – Клянусь, я не хотел!
Не успел Гектор пройти за ней, как из коридора выглянул черный ствол, а вслед за ним появилась и Мария. Она держала пистолет так, как видела в фильмах: крепко обхватив двумя руками, согнув левый локоть, прижав и чуть наклонив голову к правому плечу.
– Мария.
– Еще раз сделаешь больно, и я тебя пристрелю, понял?
– Детка, ты же против насилия. Убери его.
– Не смей никогда так делать!
– Черт, ты сняла с предохранителя? – сказал Гектор.
– Это не трудно, – сказала Мария. – Видимо, оружие делают так, чтобы им мог пользоваться даже безнадежно тупой человек.
– Сейчас же убери его, Мария.
– Если я хочу тебя ударить, значит я должна это сделать!
– Бей, сколько влезет, детка, – Гектор плавно подходил все ближе, смотря точно в глаза Марии. – Я весь твой, обещаю.
– Никогда так не делай!
– Обещаю, детка.
Он закрыл дуло ладонью и увел Беретту в сторону. Гектор с облегчением убрал оружие под одну из подушек. Затем он попытался коснуться Марии, но она резким жестом и губами, сложенными в изюм, дала понять, что не хочет. Гектор поднял подбородок:
– Давай.
– Не хочу, – сказала Мария. – Ты не пуп земли. – Мария обиженно посмотрела на его венистые руки.
– Мария, я делаю то же, что остальные, только милосердно. Киллер – самая честная профессия из всех. Я самый честный человек в мире, Мария.
– Человек года, – сказала она и присела на край дивана, а затем съехала вниз, поджимая колени к груди и опираясь лопатками на сидушку. – Меня не волнует экономика. Меня волнуешь ты.
– Нам надо в аэропорт, Мария. Поговорим по…
– Я не поеду с тобой, Гектор, – Мария плакала. – Разве ты не понял? Я больше не смогу тебя доверять. Никогда.
– Однажды папа принес домой двести восемьдесят грамм шоколадных конфет, – Гектор сделал паузу. – Я хорошо помню, что было именно столько, потому что подвесил их на крючок пружинных весов. Угадай, как долго мы их ели?
– Мне все равно.
– Три недели. Мы съедали в день по одной конфете. Чтобы досталось всем, мама разрезала их, как буханки хлеба, на малюсенькие квадратики шоколада: каждому доставалось по два ломтика, и каждый из этих ломтиков был толщиной с заусенец. Но я их не ел. Мне хотелось накопить больше и съесть все разом, поэтому я прятал свою часть в холодильнике под лекарствами. Не смотри так. Да, мы хранили лекарства в холодильнике – не знаю почему. Но тех конфет я так и не попробовал. Мой старший брат проследил, куда я их прячу, нашел и съел. Конечно, мне было обидно, но я не стал ни ругаться, ни рассказывать родителям, ни мстить. Знаешь почему?
– Мне все равно.
– Потому что не знал что потерял. Я пробовал какие-то сосалки, помадки, мармеладки, но шоколад – никогда. Вот и родители не знали что теряли каждый день. Понимаешь, о чем я? Они не жили, они пресмыкались. Это отражалось и на мне. Всякий раз, когда я на что-то жаловался, мать повторяла: «Это ерунда. Главное, чтобы на хлеб хватало». Я приходил со школы и говорил, что меня дразнят бомжом, потому что целый год ношу одну одежду – «Не обращай внимания. Главное, чтобы на хлеб хватало». Я говорил, что мне стыдно из-за того, что не могу ничего подарить девочке, которая мне нравится, – «И не нужно ничего дарить. Главное, чтобы на хлеб хватало». Я говорил, что у меня понос и тошнота из-за еды, которую в столовой дают бесплатно детям неимущих семей, – «Ну сходи в туалет. Главное, чтобы на хлеб хватало». Она шила дома варежки для шахтеров и повторяла эту фразу как мантру, – Гектор выдержал паузу. – Древняя пещера… люди накрыты платками… в центре стоит памятник женщины со швейной машиной, а на табличке написано: «Главное, чтобы на хлеб хватало». И по каменным влажным стенам эта молитва эхом передается дальше и дальше: главное, чтобы на хлеб хватало, главное, чтобы на хлеб хватало, главное, чтобы…
Читать дальше