Эл Шейгец - Реквием по больному разуму

Они остановились. Я остановился. Я попытался рассмотреть их детально – старая привычка. Они выглядели так, будто собирались идти на митинг и излучали агрессию, словом – в моей крови стал автоматически выделяться адреналин…

– Бродить в одиночку здесь не принято, кореш, – ухмыльнулся один из них, – это наш переулок.

В одиночку? Алена исчезла, верно… Я даже этого не заметил.

Они начали разминать мышцы. Драка. Я не умею драться.

Я ведь только что смотрел бой? Нет, это не поможет.

Решив, что не могу стоять просто так, я все-таки резко двинулся вперёд, вознося руку для того мощного телевизионного удара, но мой маневр был раскрыт: цель моего нападения отстранилась, а затем перехватила мою руку и повалила меня на землю. Я захотел встать, но получил сильный удар ногой в живот. Боль, пронзившая мой желудок, была невыносимой. Остальные обступили меня и стали бить, пока я не потерял сознание.

Я никогда не любил ждать. Ожидание – самое ужасное, что происходит в нашей жизни. Строго говоря, кроме него в этой жизни очень часто ничего и не происходит. Именно поэтому некоторое время, проведенное в бессознательном состоянии, сократило время ожидания встречи с Димоном. Ну и слава Богу или что там живёт в облаках… Когда я, наконец, очнулся, я посмотрел на часы и увидел: 9:43. На работу, что ли, пойти?

***

– То есть Вы хотите сказать мне, Александр, что просто проспали? Уже полдвенадцатого! – причитала Зоя Феликсовна, – да знали бы вы, как много…

Не слушал я эту старую ведьму. После этой фразы она всегда начинает гнать восхитительный бред. Вроде бы она была не самым большим человеком в этом месте, но негласно сама поставила себя на место надзирателя и командира. Её никто не воспринимал всерьёз, но отвратительное брюзжание над самым ухом давно начало нам надоедать.

Я выглядел плохо, у меня должен был быть фингал. И чувствовал я себя неважно. Столь радостное утро обернулось болью, но ведь боль скоро должна была исчезнуть, и все встало бы на свои места. Но это место претило мне – оно было ужасно.

– … и теперь, можно сказать, Вы доигрались. Альберт Викторович зовёт Вас на ковёр. Удачи, – злостно прошипела Зоя Феликсовна. Она вовсе не хотела, чтобы на моей стороне была удача.

Я вздрогнул. Альберт Викторович был своего рода американским флагом на лунной поверхности – о нем все знали, но никогда его не видели. Мы все приучены бояться неизвестного, а если ещё и сопоставить это с тем, что он был моим боссом, то ноги мои начинали невольно подкашиваться. Я всегда был примерным клерком, никогда не нарушал правил, однако детский страх разговора с директором прочно засел в моём подсознании. До кабинета оставалась пара десятков шагов, а я так и не придумал стоящего оправдания. Не умею я оправдываться, не моё это. Мой внутренний демон бьётся в конвульсиях, когда это видит.

Я постучался, вошёл. Увидел сидящего за столом массивного мужчину средних лет и подошёл поближе. Совет: стоит молчать, если вы напуганы. Голос вас выдаст. Совет, которому я не последовал.

– Вы хотели меня видеть? – спросил я, мысленно сжавшись от страха.

По сути своей, все мы всё же животные.

Альберт Викторович отложил ручку, окинул меня изучающим взглядом, в котором читался ярко выраженный скепсис, а затем ответил мне. Голос его был с хрипотцой:

– Хотел. Садитесь.

Я сел, а начальник мой, видимо, решив побить мировой рекорд по высокомерию верховного руководства, продолжил буравить меня взглядом. Лишь спустя примерно минуту он, наконец, заговорил:

– Обычно за опоздание положен штраф. А за несколько опозданий доходит и до увольнения, однако сегодня я все же почему-то хочу спросить: в чем дело? Почему Вы не пришли вовремя?

Я нехотя ответил:

– Но ведь это и не имеет для Вас большого значения?

– Абсолютно не имеет.

– Тогда я скажу, что просто так вышло… Но почему… Я ведь никогда не опаздывал, -как-то кособоко оправдывался я.

– И почему же все-таки, Детрейт?

Проклятье, да чего ты ко мне привязался? И какой я, к черту, Детрейт? Когда уже люди научатся выговаривать мою фамилию?.. Однако отвечать все-таки было нужно. Совершенно не подумав и поддавшись мгновенному желанию, я сказал, криво улыбнувшись:

– От меня ушла жена!

Да-а, эффект был ещё тот. Нет, ну, а что? Я не соврал, не так ли?

Дальнейший диалог с моим начальником сводился всего лишь к его жалкому блеянию и к моему показному вниманию, так что не стоит его приводить. Я даже и предположить не мог, что он такой сентиментальный, и моя история о жене повергнет его в такой шок. Я кивал головой ровно до того момента, когда он сочувственно сказал мне, что в моей ситуации не помешает и отдохнуть и предложил мне двухнедельный отпуск.