Алексей Игнатов - Исповедь солдата

После завтрака мы пошли за камуфляжами. «Хозяин гардероба» был уже нашим товарищем, поэтому с выбором формы проблем не было. Мой друг из Челябинской области взял себе ментовскую форму, а я новенький камуфляж «Дубок», чему был очень рад, ведь такую форму носят у нас только деды. После примерки на форме Челябы оказался орден Внутренних Войск «За заслуги перед Отечеством» второй степени. Я предложил вернуть обратно тому, кто его действительно заслужил, но тот настолько был рад, что о возврате и речи не было. Конечно, я сделал для себя выводы о сослуживце и закрыл эту тему.

Мы спрятали камуфляжи, а он решил постирать свою форму (сушил под своей простынёй ночью, попросту спал на ней) и в итоге убрал в свой чемодан влажную. После выписки мы стали одеваться и прощаться с товарищами. Это ещё один этап в нашей жизни, который оставил след в наших душах.

Челяба достал форму, а она, как оказалось, заплесневела и издавала ужасный запах. Несмотря на это, он проутюжил её и надел.

Нас проводили в одну из ближайших солдатских частей, и мы брели в роту для прохождения реабилитационного периода без старшего офицера и даже сержанта. Это была пустая казарма на третьем этаже. Мы, в количестве 15 человек, тут временно разместились. Что делать и кому подчиняться – мы пока не представляли. Грязные, жалкие солдаты смотрели на нас как коршуны, ведь наши чистые камуфляжи для них были красной тряпкой. Одновременно боготворя нас, они тем не менее при любой возможности готовы, словно шакалы, напасть и разорвать нас в клочья. Таких частей я никогда не встречал. Это не бойцы. Это замученные солдаты, похожие на пленных немцев в 1944 году, но на вольных хлебах, и главное – ими руководят старшие сержанты, которым на вид по 30 лет, причем сверхсрочная служба в этом округе не практиковалась.

Меня поразила убойная дедовщина, но она распространялась только на русских, так как «своя епархия» у мусульман была свята. Мы очень редко видели здесь офицеров, которые хоть как-то могли повлиять на ход службы молодых русских солдат, унижавшихся по полной программе в военных частях города Владикавказа. Их было очень жаль.

Но вернемся к нашим тараканам, которые оказались не слаще. Во вторую ночь перед отбоем мне в голову пришла мысль: а не положить ли все находившиеся в кителе документы под подушку. Взял и убрал их под голову, даже ботинки, и спокойно заснул. Конечно, дальше продолжать смысла нет, всё и так понятно: я остался в одних шкаликах (нижнее белье), но хотя бы с родным военным билетом и берцами. Шакалы, солдаты подневольные забрали у всех всё: и военные билеты, и дорогие сердцу записные книжки. Вот уроды! Но лично у меня главное осталось: военник, записная книжка и берцы. Я сильно не расстроился. Накинул старенькую застиранную робу, которую мне дали во временное пользование, и пошёл назад в госпиталь. Благо, мой хороший товарищ ещё служил на посту и быстро вник в мою проблему. Он одел меня в маскхалат, а я с чувством полного удовлетворения вернулся в часть. Конечно, моё неожиданное переодевание поставило всех в штопор, но я стал вести себя более осмотрительно и жестче, посылая всех с наглой рожей на три буквы.

Где и в какой роте я служу, никто не знал, но новость о моем быстром переодевании в новый камуфляж разлетелась на всю часть. Ко мне стали приходить и разговаривать о моём камуфляже, о ботинках, спрашивать, где их можно достать. Мысль о краже была невозможной, так как я любого загрызу, вплоть до офицера. Разумеется, я спал во всем обмундировании, чем ввёл местных солдат в панику, ведь их дембель был не за горами. В один прекрасный день ко мне подходят двое крепких парней, примерно с меня ростом, и требуют отдать ботинки, иначе сами заберут. Честно говоря, я уже был готов к такому разговору. Тут же резким ударом самому крепкому из них я бью в нижнюю часть подбородка, и он валится всем прикладом. Второй опешил, и, не предполагая такого поворота событий, попытался отнести в сторону обмякшее тело товарища. Находясь в нервном потрясении, я взял себя в руки и попытался стремительно предугадать дальнейшие события, чем может закончиться этот кипиш, кто прибежит, и сколько их будет. Но они оказались переговорщиками и не стали лезть на рожон, а просто вызвали меня на «стрелку».

Хотя в целом наши девять дней реабилитации проходили спокойно, все дни были тихими, и мы ни в какие проблемы не лезли.

На встречу в расположение я пришёл один. Меня попросили зайти в каптёрку. Передо мной сидел лет тридцати мужик (так мне показалось) и в грубой армейской форме, то есть как на зоне, стал вести со мной беседу. Я был в шоке, я никогда не видел таких армейских дедов – натуральный дед с бородой и с усами, я было подумал, что он моджахед. Мне казалось, что я разговариваю со Львом Толстым, только борода у него была чуть меньше. Я напрягся, но пытался держать себя в руках и не показывать своего страха.