Алексей Игнатов - Исповедь солдата

Если выдавалась хоть какая-то минутка спокойствия, я думал о маме, друзьях, доме. Писать о тяжелой службе и о предстоящей войне я не стал, чтобы лишний раз не расстраивать родных. Просто в памяти мамы я хотел остаться упитанным и жизнерадостным, как во время присяги, а потом посмотрим… Всё оставшееся время мы готовились к отъезду. Конечно, о нас, молодых, речи не идет. Лично мне несколько дедов дали список с задачей укомплектовать всё к отъезду, и как я это сделаю за короткий срок, никого не волновало. Всё, что мне мама собрала на гражданке (а это зубные пасты, душистое мыло, шампуни, медикаменты), я отдал. Но, помимо этого, в моем РД (ранец десантника) деды забили место для своих запасных камуфляжей и личных вещей, не уместившихся у них. И так каждому. В общем, я поехал практически пустым, не считая зубной щетки, полотенца и запасного нижнего белья. Конечно, теплилась надежда, что всё должно измениться в лучшую сторону, как в кино: «Один за всех и все за одного!» – это одновременно подстегивало и стимулировало, война же. Мы выполняли всю тяжелую работу: таскали боеприпасы, все жизненно необходимые вещи, так как, возможно, придется быть какое- то время в землянках – хотя точной информацией по поводу последнего мы ещё не располагали.

В дивизию пришёл железнодорожный эшелон, и весь 4-й полк начал грузиться. Масштаб впечатлял: машины УРАЛы, БТРы, БМП заезжали на платформы и закреплялись там. Последним этапом грузили наши военные шатры. При их разборе произошёл неприятный для меня момент. Во время очередного отжимания деду не понравилось, что я грудью не касаюсь пола. Он наступил ногой на спину, и мне пришлось практически лечь – в ту же секунду мой нательный крестик попал между досок, при подъеме застрял, и тесёмка оторвалась. Я очень расстроился. Пытался его найти, но безуспешно. «Верно, плохая примета», – подумал я.

Командир собрал роту, провел инструктаж и дал приказ: «По вагонам!»

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Погода стояла морозная. Хотелось побыстрее занять места в вагоне и тронуться. Но, как обычно бывает, в армии не так всё просто, ведь иерархия превыше всего: вперед офицеры, деды, полугодки, а затем уже мы. Я рассчитывал на спокойную дорогу, хотя бы до границы с Дагестаном, но для молодых мест не оказалось. Это был обычный плацкартный вагон, и непонятно одно – как распределяли и где логика: на 60 человек примерно 40 мест. Мы, молодые, автоматически лишились койко-места. Деды нас гоняли из прохода, и мы, похожие на стадо баранов, туда-сюда слонялись, пока не дошли до офицеров. В приказном порядке нас разместили на третьих полках, где обычно лежат матрацы, высота от пола – около 2,5 метров.

Постепенно я всё больше и больше понимал, что солдат, особенно молодой, никому здесь не нужен, и защиты ему искать негде. Третья полка, пусть и жесткая, показалась мне раем на вершине горы, до которой так захотелось доползти и принять горизонтальное положение, хотя это было практически невозможно. Я очень устал. Вся эта погрузка, лежавшая на наших плечах, и постоянный гнёт дедов, довели мой организм до изнеможения. Но главное наше несчастье состояло в том, что на нас был опробован новый (нам так сказали) эффективный бронежилет, да ещё весом 16 килограмм: он закрывал ползадницы, а впереди висел почти до колен. Также и сфера на голову весом 3 килограмма, плюс на ремне – 4 полных магазина, фляжка с водой и саперная лопата, да еще, разумеется, АКМ, притом в зимней форме одежды. С этим снаряжением (около 30 килограмм) я должен лазить на третью полку, не касаясь при этом ни одного нижележащего деда.

Командир приказал не расслабляться, выставить посты в тамбурах и быть настороже. Разумеется, в таком режиме раздеваться нельзя. Из последних сил забираешься на свою третью, а на нижних полках деды сквозь зубы шипят: «Наступишь на кровать – будешь отжиматься». Что же это за жизнь? Со всех сторон долбят и унижают. «Дай бог сил и терпения», – подумал я и с горем пополам залез. Я лежал на спине и не шевелился – хотел, чтобы про меня забыли, а сам потихонечку стал отключаться. Моё тело обмякло, я его не чувствовал. Такое ощущение, что вылез из панциря, а сознание возбуждено. Голова кипела от напряженных мыслей и постоянных звуков – непонятно, то ли во сне, то ли наяву. Не помню, сколько я пролежал – наверное, был в коме. Чей-то грубый голос вывел меня из транса: «Игнатов, подъем! На пост бегом!» Слезать с полки оказалось намного сложнее, так как было уже темно, и ни черта не видно. «Лишь бы ни на кого не наступить», – подумал я, и спорхнул как бабочка с третьей полки, с 30-килограммовым обмундированием. Отдаленные уличные фонари бежали за мною вслед и помогали хоть что-то увидеть и никого, не дай Бог, не разбудить – я этого боялся больше всего. Не умывшись, голодный, я побрел в тамбур. Очень хотелось спать, так как пролежал всего чуть больше часа. Было огромное желание лечь в гроб, только бы одному и в темноте. Где мы ехали, я не знаю, только пустые бездушные станции провожали меня в неизвестность.