Александр Тамоников - Ночная война

- Кретин, ну и что с тобой делать? - застонал Глеб. - Все нормальные люди борются с фашизмом, не щадя живота своего, вырываются из окружения, а мы тут спим без задних ног и в ус не дуем. Шуйский, ты охренел?

- А вы ему три наряда вне очереди, товарищ лейтенант, - посоветовал Серёга Герасимов. - Пусть картошку чистит и нужник драит.

- Вы все у меня нужник пойдёте драить, плясать вокруг толчка будете! - ругался Глеб отчаянно, растирая глаза. – Невероятно, уму непостижимо… Да, устали как собаки, но, чтобы отключиться как на курорте - подходи кто угодно, делай что хочешь с бравой разведкой! На выход к Вязьме в текущие сутки теперь можно ставить крест...

- Да ладно, товарищ лейтенант, дело бытовое, - зевал во все ворота опухший от сна Кошкин. - Зато выспались как люди, теперь готовы на поступки и свершения. Шуйского, конечно, надо наказать, - Алексей плотоядно оскалился. - Но вы уж сильно с ним не зверствуйте, ладно? Эх, сейчас бы ещё покушать… У нас ведь что-то осталось, товарищ лейтенант, от доброго дедушки с хутора?

- Перебьёшься! - проворчал Глеб, неуместная смешинка забралась в горло. - В общем, прояснить обстановку, и выходить строиться.

- Что то шумно становится в деревне, товарищ лейтенант… - подметил Курганов. – Слышите, народ бурлит…

- Лишь бы не стреляли, - сказал Боровой.

Глеб приложил палец губам, в деревне что-то происходило, далеко за сараями и нескончаемым бурьяном: доносились отдельные людские голоса на повышенных тонах; бурлила человеческая масса. Глеб на корточках подобрался к двери, припал к щели между досками: дул ветер, колыхалась пожелтевшая крапива, дребезжала крыша покосившегося сарая, на макушке дымохода сгоревшей избы сидела крупная ворона и вертела острым клювом. Дождя прошедшей ночью не было - земля подсохла, солнце пробивалось сквозь лёгкие облачка, разбрызгивало по округе холодные лучи. В просвете между сараями виднелась деревенская улица: переминались люди в замызганных фуфайках, что-то обсуждали; прихрамывал мужчина в солдатской шинели и без головного убора, спешил на собрание.

- Митинг что ли? - не понял Кошкин. - А нам оно надо, товарищ лейтенант? Мы и так идейно подкованные.

- Нет, нам что-то подсказывает, что мы должны принять участие в этом митинге. Так, Герасимов, Уфимцев, идут со мной, оружие спрятать под накидки, да не лезть поперёд батьки, тихой сапой, уяснили? Остальные прикрываете, оружием не светить, да по сторонам смотреть.

ППШ висел под мышкой, вещмешок за спиной, создавая какой-то странный горб Шубин брел по бурьяну, намеренно прихрамывал, сутулился. Он обернулся, прежде чем свернуть за угол: сержант и Серёга тащились за ним, соорудив какие-то сложные лица; остальные на общее обозрение не лезли.

На пятаке, перед оплотом деревенской власти собрались люди, несколько десятков безоружных красноармейцев - о том, что они служили в непобедимой и легендарной говорило грязное обмундирование и стоптанные сапоги, беспокойно бегали глаза на почерневших лицах. Люди стояли по одному, по двое, у избушки сельсовета толпились человек тридцать: там были и штатские, видимо, жители деревни; пожилые мужики в колхозных телогрейках; молодой прыщавый детина. Люди обступили рослого мужчину с добродушной физиономией: тот был одет по форме, имел сержантские нашивки на отворотах воротника, фуфайка почти новая, поблёскивала надраенная пряжка ремня, за спиной у военнослужащего висел карабин - почему-то немецкий «маузер». Он активно общался с бойцами и сельчанами, за спиной стояли ещё двое таких же, снисходительно поглядывали на столпившийся сброд, прятали с загадочной усмешкой.

Шубин подошёл ближе, оттёр плечом сутулого красноармейца с водянистыми глазами.

- Мужики, неправда всё это! - увлечённо говорил сержант с добродушным лицом. - Вас много лет обманывали, а вы верили! Не верьте жидам, коммунистам и прочим комиссарам: никогда они не будут о вас заботиться, вы для них пушечное мясо, да средство достижения своих политических целей. Разве не знаете, сколько безвинного народа они постреляли, да сгноили в лагерях? После революции интеллигенцию извели, весь цвет русской нации. В конце двадцатых коммерцию запретили, а тех, кто поднимал страну из разрухи, на Соловки отправили. Крестьянство загубили, со своей коллективизацией, повальный голод устроили… Уж вам ли об этом не знать, мужики? Кто-то другой виноват, враги народа молодой советской республики? Да вы уж признайтесь честно, хотя бы самим себе: не было никаких врагов, а были злобные и зажравшиеся коммунисты, которым плевать на собственный народ. А сейчас, что происходит? Кто виноват? Вы? Да ни хрена вы не виноваты! Вас опять обманули, предали, а вы лишь ушами хлопаете, доверились этим лжецам. До последнего свой воинский долг выполняли, а бездарные военачальники комиссары всё профукали и снова отправили людей но в бойню. Вы в окружении гибнете, а они уже на своих Эмках и ЗИСах к Москве подъезжают, чтобы новые дивизии на убой набрать. А то, что в лесах безвинные люди десятками тысяч гибнут, так это им глубоко по сараю…