Александр Тамоников - Ночная война

- Не стрелять! - бросил Шубин. – Свои!

- Да и не получится, товарищ, не знаю как вас там… - буркнул мужчина - ввалившиеся щёки обросли щетиной. - Винтовка есть, а патронов хрен - все пустые! Только зубами можем воевать. Лейтенант Конышев, - неохотно представился. - Представитель командного состава командир взвода 3-ей роты 2-го батальона 835-го стрелкового полка.

Шубин тоже представился.

- Почему сидим товарищ лейтенант? Кого ждем? Красная Армия уже заждалась таких как вы!

Люди отворачивались, прятали глаза. Мужчина с расцарапанным виском мрачно ковырялся веточкой в костре.

- Хочешь сказать, что Красная Армия ещё существует, Шубин? - пробормотал Конышев, найдя в себе силы посмотреть в глаза.

- Товарищ лейтенант, таких обычно расстреливают, - напомнил Уфимцев. - А вы по душам болтаете с ним. Может ещё пожрать им отстегнём, сказочку расскажем на прощание?

Люди безмолвствовали, опустив головы.

- Товарищ лейтенант, - тихо произнес Конышев. - Просто обрыдло всё, уж извини. Полк погиб, когда немецкие танки прорвались в Завидное. Комполка Мельниченко струсил, бросил полк и бежал на служебной Эмке со своей полевой женой Курковой. Полковой комиссар Астахов принял командование, но он в военном деле полный бездарь, только и умел следить за нашим моральным обликом и партию восхвалять, вместо того, чтобы в деревне окопаться. Вывел людей в поле и бросил с тремя гранатами на танки: дескать, прорываемся к лесу, чтобы воссоединиться с полком товарища Звания. Разведчики докладывали, что формирование Звания давно уничтожено и рассеяно по лесам - так он не поверил. Немцы вдоль реки прошли, танки вряд выстроили, да положили весь полк в чистом поле, а это без малого штыков четыреста было. Мы и половину поля не пробежали - весь взвод на моих глазах погиб. Меня контуженого сержант Малышкин вытащил, из полка почти никто не уцелел. Идиот, Астахов в первые же секунды погиб, до леса двенадцать человек добрались и из тех впоследствии мотоциклисты пятерых положили. Расстрелять нас хочешь, лейтенант? Так давай, действуй, не стесняйся! Мы до последнего свой долг выполняли и за чужие ошибки расплачивались. Там дальше пацаны из 709-го полка, есть связисты, саперы - всех война разбросала, народ не знает куда идти, землянки роют…

Не хотелось выслушивать чужую правду - свою некуда девать. Группа вышла на лесную дорогу, шла осторожно, теперь и от своих могло прилететь - у многих в эти непростые времена было неладно с головой. Дважды сталкивались с немецкими разъездами, лежали в траве, дожидаясь пока уберутся. Вступать в столкновения было неразумно в связи с явным превосходством врага.

Уже темнело, когда разведчики подошли к разбросанной по склону холма деревни, долго лежали за поваленными деревьями, вглядываясь в очертания домишек: деревня не из богатых; немцы ещё не добрались; в огородах ковырялись какие-то люди, мелькали и люди в армейских фуфайках - здесь тоже обитали окруженцы и местные не уходили. По разбитой дороге проехала повозка, запряжённая лошадью. Красноармейцы обитали в сараях на краю участков, в банях – оттуда, в случае опасности, было легче сбежать. То здесь, то там в поле зрения возникали фуфайки.

- Расползлись бездельники по лесам и весям! - сокрушался сержант. - Вот бы всех собрать, хорошенько отлупить, да погнать в бой.

- Без оружия далеко не уйдут, - хмыкнул Глеб. - Это уже болото, а не армия. Скоро немцы придут, постреляют всех или в плен угонят.

«А многие к оккупантам в услужение пойдут, - подумал он. - От злости на родную советскую власть».

Наплывали сумерки, не имело смысла продолжать движение, только ноги ломать по лесам. Глеб резонно рассудил: «Лучше подняться с петухами и уже завтра вечером выйти к Вязьме, если не случится ничего неожиданного».

Группа снялась обошла деревню с юга: на задворках населённого пункта, среди неувядающего бурьяна, нашёлся необитаемый сарай, внутри было сухо и не дуло. Пути к отступлению наметили первым делом - несколько минут ушло на осмотр окрестностей: люди в этой части деревни не жили, от соседние зубы остались лишь обугленные брёвна и дымоход, огороды заросли полынью. Укрытие на ночь было почти идеальным, ещё бы мягкую постель и паровое отопление… Ночью спали как младенцы - никто не разбудил.

Шубин очнулся от солнца, пробившегося сквозь щели в досках, глянул на часы, ахнул -да за такое расстрелять мало!

- Подъём, сновидцы! - зашипел он, расталкивая товарищей.

Уснул даже Шуйский, стоящий на часах, он распахнул глаза подлетел весь всклокоченный, охваченный ужасом, стал шнырять глазами - нет, всё в порядке, ничего не проспали. С шумом выдохнул, уставился на командира, как провинившийся щенок.