Александр Тамоников - Подземная война

Небо становилось серым. Встречные военные отдавали честь, украдкой поглядывали молодые (и не очень) дамы, иногда оборачивались. Он чувствовал спиной их многозначительные взгляды. Вечер был теплый, безветренный, в окнах поблескивали лучики заходящего солнца.

Никто не помнит, как возник этот хутор – очень давно, но Одесса уже стояла. Населяли его молдавские крестьяне, и название он обрел соответствующее – Молдаванка. Потом территория посреди современной Одессы принадлежала семье Картамышевых – представителей дворянского рода Российской империи; а после них стала непосредственно городом.

Район не блистал красотой и благоустройством. Но именно здесь находились знаменитые одесские дворики, воспетые еще Бабелем – неплохим писателем, но, к сожалению, шпионом и антисоветчиком, получившим по заслугам в 1940 году.

В этом районе была особая атмосфера. Словно окунаешься в другой мир. Ободранные дворики, соединенные между собой подворотнями, отслоившаяся штукатурка, оконные стекла, переклеенные бумажной лентой.

Гражданки еврейского вида перекликались на балконах, звучал непринужденный смех. Повсюду сохло белье, между простынями шныряла голопузая ребятня. Высота зданий не превышала трех этажей. С балконов свешивались вьющиеся растения, алели цветы в горшках.

Алексей миновал ряд подворотен, вошел во двор изогнутой буквой «П» трехэтажки. Этой местности были неподвластны политические катаклизмы, войны, прочие внешние воздействия. Штукатурка вздулась и практически осыпалась, с электрических столбов свисали провода, порой невозможно было понять, где электрический провод, а где бельевая веревка и чем они отличаются друг от друга.

Евреев гитлеровский режим уничтожил под корень, но теперь они опять тут жили. Во дворе стоял облезлый «Мерседес», в его чреве ковырялся хромоногий ветеран всех войн дядя Боря – покрытый шрамами пожилой субъект с вечным сивушным запахом изо рта. У «Мерседеса» отсутствовали колеса, но это не имело значения – главное, что двигатель сохранился! И, похоже, на своем поприще дядя Боря преуспел: при повороте ключа двигатель издавал странные звуки, отдаленно напоминающие звук заводящегося автомобильного мотора.

– Мое почтение, – раскланялся дядя Боря перед офицером Красной Армии.

– И вам не хворать, – улыбнулся Алексей. – Починили свою машину, дядя Боря? Поедете куда?

– Поеду, товарищ майор. – Инвалид улыбался, но в глазах, обведенных морщинами, притаилась настороженность. – Колеса добуду, еще кое-что подремонтирую и поеду в Николаев – племяш там у меня.

– Ой, вы полюбуйтесь на него! – заорала с балкона второго этажа пышнотелая особа по имени Роза Леопольдовна. – Поедет он, да как же, не смешите мои тапочки! Коляску себе купи инвалидную и езжай куда хочешь! А еще раз заведешь свой рыдван, Борис Аркадьевич, я на него воду вылью и горшками забросаю!

– Роза Леопольдовна, ну что вы разоряетесь без копейки денег! – не остался в долгу дядя Боря. – Шо вам с моей тарантайки? Она вам жить мешает? Так заткните уши, а лучше пропадите куда-нибудь пропадом, мы вам будем очень благодарны!

– Ах ты, старый ведун, ну, погоди, дождешься у меня! – взорвалась Роза Леопольдовна и тут же расплылась до ушей, подбоченилась, как-то даже похорошела. – Ой, а я вас не заметила. Здравствуйте вам. Как ваши дела? Как здоровье ваше драгоценное?

– Благодарствую, Роза Леопольдовна. – Алексей учтиво улыбнулся. – Пока не болен, бог миловал.

Когда он входил в подъезд, пробиваясь через жесткие стебли свисающего с козырька хмеля, во дворе опять разгорелась перепалка. «Роза Леопольдовна, шо вы возбудились, как уголовное дело? – возмущался старик. – Ступайте вон к своему благоверному, возбудитесь, как женщина!»

Благоверный был на пятнадцать лет старше Розы, имел одну ногу, спокойный характер и почти всегда лежал. Эвакуация в стылом Архангельске добила мужчину.

Роза Леопольдовна тоже за словом в карман не лезла, пожелала старику до конца дней сношаться только с бесколесной механикой и вообще не тянуть с присутствием в этом мире.

Подобный диалог не значил, что эти двое недолюбливали друг друга. Но невозможно же постоянно рассыпаться в любезностях?

Лестница скрипела, как сварливая женщина. Стены имели умопомрачительный вид – в них обнажилось все, что могло обнажиться. Но дверь в квартиру на втором этаже была сравнительно крепкой, изнутри запиралась на два замка, а для самых боязливых имела еще и шпингалет, как на оконной раме.