Иван Стрельцов - Диверсионная команда

Выбрасывая облака сизого дыма, с ревом пожирая километры горных дорог, полз зелено-коричневый монстр-танк «Т-72», как бронтозавр, ощетинившийся шипами динамической защиты.

За танком двигалась пара остромордых БТРов с пехотой на бортах. Чуть позади броневиков двигалась цепью группа трехосных гигантов «Урал-375» с брезентовыми тентами, прикрывающими от посторонних глаз содержимое кузовов. За «Уралами», рыча, неслись три БМП-2, их длинные скорострельные пушки угрожающе поворачивались то в одну, то в другую сторону.

Мощное прикрытие армейской колонны никого теперь не удивит. Если и увидит вражеский лазутчик столь мощную процессию, то наверняка решит, что идет обычная плановая поставка продовольствия и боеприпасов на заставы. И будет отчасти прав, но лишь отчасти.

В двух из пяти «Уралов» не было ничего, кроме людей, двух десятков человек, одетых в обычную солдатскую форму с оружием и амуницией. Конечно, их можно было бы принять за пополнение, но большинство из них давно перешагнуло возрастной барьер срочной службы. И не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться: здесь что-то не чисто.

Держась правой рукой за борт машины, а левой опершись на автомат, Волин смотрел на трепыхающийся брезент, которым завесили выход из машины. На ухабах брезент то и дело откидывался, открывая взору дорожный просвет, нотам, кроме коричнево-серого шлейфа пыли, ничего не было видно.

Сегодня в семь ноль-ноль колонна покинула расположение учебного батальона, и с этой минуты начал тикать таймер часов, отведенных на выполнение операции «Упреждение».

Волин отвлекся от своих размышлений и прислушался к смеху солдат, заправилой, естественно, был Ковалев.

— Меня тогда третий раз исключали из ЧВАКУШа, ротный требовал, чтобы в Упрун (там был один из наших полков) везли под вооруженной охраной. Так и сказал: «Чтобы сопровождали его два автоматчика». Хорошо, что командир эскадрильи был мужик с головой, говорит: «Хватит ему споить и одного сопровождающего прапорщика, а автоматчики — это круто. Автоматы на вино они еще перед выездом из Челябинска поменяют. Мне только с пропажей оружия неприятностей не хватало».

Дружный смех взорвался под сводом брезентового тента.

— А вот у меня был случай, — в разговор вмешался младший сержант Босяга. — Как раз перед самой армией скинулись мы с друганом на выпивку. Денег только-только и хватило, что на бутылку «шмурдяка». Ну, купили, значит, идем. А скользко, бля, и тут друган как навернется, бутылка вдребезги. Ну хоть плачь. Идем, молчим, а что говорить, и вдруг, бля, глядь, на снегу «чирик». Ну вот на десятку взяли «пузырь» водки и сырок. Вот как бывает, точно говорят, что не знаешь, где найдешь, где потеряешь...

Все грустно вздохнули, рассказ сержанта Босяги повеял чем-то далеким, родным и уже забытым. Эстафету болтунов подхватил Дубинин.

— Мы летом большой компашкой поехали в Крым немного отдохнуть от московской суеты. В общем, целыми днями проводили на море, загорели как негры. А потом появился новый «прикол» — вечером идти в центр города знакомиться с девчонками, и если они нормальные, то после полуночи устраивать купания голышом. Было у нас пару постоянных подруг, но они быстро приелись, и на них уже как на баб не смотрели, так — партнеры по пьянкам. А вот свежее мясо всегда вызывало восторг счастливчиков и зависть остальных. Был у нас в компании один парень, Шурик—невысокий, но крепкий, грудная клетка, как у бульдога, мы его называли «Мопс», и вот Шурик до баб был охоч просто жуть, а они его не очень жаловали. Но в тот раз ему повезло, снял кукольную телку. Кофе с молоком брюнетка, волосы до плеч вьющиеся, груди, что яблоки «Джонатан». — Олег всем продемонстрировал ладонью размер девичьей груди, вздох в этот раз был глубже, чем при вспоминании о водке и плавленом сырке, а Дубинин продолжал: — Ну, в общем, спустились к морю, искупались, там «газ, квас», все как положено, сидим расслабляемся. Подходит Мопс с этой телкой и говорит: «Кто еще хочет с Анжелой?»

Она голая, без стыда подсаживается к нам и хохочет. Этот мудила думал, раз он ее трахнул, все — любовь до гроба. А я возьми да и ляпни: «Ну, я хочу», а Анжела — раз и садится ко мне на колени. Мопс чуть в обмороке не валяется, а потом приносит телкин сарафан и говорит: «Анжела, прикройся, холодно», а нам: «Надо еще бухануть». Ну, мы пока бухали, он, сволочь, утарабанил свой «кусок мяса» потрошить дальше. Когда я опомнился, их и след простыл.