Андрей Воронин - Комбат. Между мертвыми и живыми

— Что?

— Либо я не верю в такую ошибку. И склонен думать о том, что Рублев — просто стрелочник.

— Но почему? — удивился Крохин.

— Я тоже не могу этого обосновать. Но шкурой чувствую. Блин, надо бы побеседовать подробнее с этой секретаршей. Что-то она мне не нравится.

— А она не может быть сообщницей Комбата?

— Я как раз о другом думаю. Как бы не получилось, что девочка его и подставила. Ты не заметил, что нам сказали — она пришла на работу в восемь, хотя должна была появиться в половине девятого. Вопрос: зачем ей это?

— Не знаю. Но можно спросить. Вызвать ее сюда и допросить.

— Сегодня уже поздно, — вздохнул Грачев. — Смотри, на часах уже восемь. Наверное, проще это сделать завтра.

— Хорошо, я с утра ее привезу.

— Добро. Теперь вот что: если Рублев не объявится до завтрашнего утра, то объявляем «Перехват» по нему и Кулагину. Директора тоже надо задерживать. Потому что так запросто, без причины, не пропадают.

— А может, его уже и в живых-то нет?

— Лейтенант, это неважно! Мы ведь не знаем, жив он или нет? Не знаем. Значит, будем плясать от того, что он жив. И значит, надо его ловить. Вот еще что: завтра надо взять спецов-компьютерщиков и проверить компьютеры — его и секретарский. Просмотреть корреспонденцию, документацию гостиницы… Может, там найдем объяснение, с чего это он вдруг решил пропасть.

— Так точно. Завтра попрошу нашего системного администратора, чтобы он просмотрел информацию.

Грачев помассировал виски.

— Дурацкое дело. У меня от него голова болит постоянно.

Крохин вздохнул. Подполковник еще раз посмотрел на часы и скомандовал финиш рабочему дню.

Утро нового дня — самое радостное время. Ну, по крайней мере, если подходить к этому утверждению с позиции обыкновенной. А в самом деле — что может быть плохого в состоянии мягкой истомы, приятной расслабленности во всем теле. Что плохого в ощущении того, что вчерашние заботы канули в Лету, а сегодняшние еще не пришли.

А вот для Кулагина новое утро не принесло ничего хорошего. Он проснулся и сразу вспомнил, что собирается убивать. Никак не получалось расслабиться и пожелать себе доброго утра. Скорее мечталось о паре часов лишнего времени, которые могли бы откуда-нибудь появиться в сутках. Но чудес не бывает, на часах было десять, и надо было подниматься.

Первым делом Кулагин позвонил в кинотеатр «Ударник». Узнал, что первый сеанс состоится в тринадцать часов, что показывать будут «Жмурки» Балабанова, и невольно рассмеялся такому совпадению. Достойное кино для фонового оформления задуманного.

Вообще жить не очень хотелось. С таким настроением надо было идти не на убийство, а на собственную казнь. Кулагину пришлось заставить себя приготовить завтрак, съесть его, принять душ. Это занимало некоторое время и отвлекало от нехороших мыслей.

Он думал, что будет делать, если Гоша заметит, как он вынимает заточку. А если не получится нанести точный и сильный удар? А вдруг зрителей будет много до такой степени, что не получится вообще ничего?

Так или иначе, все это приводило Аркадия Леонидовича в отчаяние. Перспектива оказаться в тюрьме за покушение на убийство зловеще замаячила перед ним.

Получалось, что надо бить наверняка. Даже в переполненном зале суметь оказаться незамеченным. Кулагину вспомнилась сцена из фильма «Место встречи изменить нельзя», где бандит заколол заточкой оперативника Векшина. Это происходило, как помнил Кулагин, посреди людного парка. Значит, в темном кинозале все должно пройти в наилучшем виде.

Так или иначе, но директору удалось себя немного успокоить и настроить на дело. Он даже почувствовал некоторый азарт и любопытство. И по-мальчишески стал себя подначивать. Дескать, ну что, слабо раз в жизни сделать все наперекор общественным и человеческим принципам?

Наконец, в одиннадцать часов, он набрал номер Гоши.

— Ну, здравствуйте, Аркадий Леонидович! Я рад, что вы пока вели себя благоразумно. Ну, что вы себе в качестве будущего приготовили? Розыск или нормальное путешествие туда, куда задумали?

— Я заплачу, — сказал Кулагин.

Гоша в трубке мерзко рассмеялся. То есть рассмеялся-то он обычно, но для Аркадия Леонидовича этот смех стал самым противным звуком, какой только мог издать человек.

— Очень хорошо. Паспорт ваш готов, я его забрал еще вчера. Прекрасная работа, просто замечательная. Все-таки я нашел вам настоящего мастера! Можно в лепешку расшибиться, но подделку не опознать. Если только, конечно, не устраивать полноценной экспертизы с поднятием архивов. Тогда обнаружится, что человека, на которого зарегистрирован документ, никогда не существовало.