Андрей Воронин - Комбат. Между мертвыми и живыми

Солдаты поперли в зал. Их было много, но, по счастью, советская традиция строить кинозалы на полтысячи мест не обошла и «Ударник». Бойцы проходили вперед, поближе, усаживались, шумели.

До сеанса оставалось пять минут. Гоши все не было. Кулагин заволновался — как бы тот не придумал внезапно поменять условия. Вот как позвонит сейчас да как скомандует прийти куда-нибудь в детский парк.

Телефон не звонил, минуты бежали. Наконец попсовая песенка в динамиках пошла на спад. Сопровождающий офицер, поднявшись с кресла, сказал:

— Рота! К просмотру художественного фильма «Жмурки» приступить!

— Есть! — дружно рявкнули бойцы.

Если бы Кулагин не видел этого абсурда своими глазами — нипочем бы не поверил, что такое возможно!

Погас свет, начался фильм. Кулагин совсем разволновался, когда рядом с ним возник Гоша. Наклонился к уху Аркадия Леонидовича и прошептал:

— Я решил соблюсти конспирацию до конца, чтобы вам было приятно. Теперь можно и обменяться полезностями.

— Паспорт покажи! — проворчал Кулагин.

Гоша усмехнулся, залез в карман и достал паспорт. Протянул его директору. Аркадий Леонидович взял документ, раскрыл, посмотрел так, чтобы на него падал свет от экрана. Нет, тут все было без обмана — паспорт, несомненно, его, с теми дебильными фотографиями, которые он делал тогда в срочном ателье.

Кулагин сунул документ в карман.

— Ну, а теперь ваша очередь доставить мне удовольствие, — ехидно промурлыкал Гоша в ухо Аркадию Леонидовичу тоном матерого педика.

— Гоша, на, может, не двадцать. — сделал директор вид, что колеблется.

— Деньги сюда, козел! — процедил Гоша.

Кулагин достал пачку с нарезанной бумагой, отдал ее шантажисту. Тот взвесил ее на руке.

— Какой приятный вес! Я просто чувствую, что каждый его миллиграмм — это сплошная польза для моего исстрадавшегося от безденежья организма, — глумливо сказал Гоша, начиная разворачивать пачку. Кулагин предусмотрительно перетянул ее скотчем, так что процесс проникновения под обертку требовал усилий.

— Вот замотал! — пробормотал Гоша.

При этом Кулагин заметил, что он отвернулся и даже краем глаза не может его видеть. Директор понял: пора!

И время тут же застыло, как эпоксидная смола на воздухе. В фильме наступил незапланированный стоп-кадр, в котором актер Серебряков отлетал к стенке, продырявленный пулями. Пропали куда-то голоса бойцов, мало обращающих внимание на фильм и полушепотом переговаривающихся между собой. Аркадий Леонидович почувствовал, что он и сам вязнет в этом страшном моменте, что еще секунда — и он нипочем не заставит себя достать заточку и нанести удар.

Он почти физическим усилием преодолел это оцепенение. И — началось.

Гоша почти разорвал скотч, бурча что-то о придурковатом директоре, которому больше делать нечего, как обматывать чужие деньги лентой. И вообще, намотал бы он себе эту ленту на мужские причиндалы!

Директор почувствовал под пальцами жесткую шерстяную нить обмотки. Нащупал темляк, натянул его на запястье, пошевелил рукой, убеждаясь, что тот расположился как надо.

Гоша стал разворачивать пачку. Плотная бумага упаковки негромко шуршала и похрустывала. Даже в полумраке кинозала было видно, какой алчностью светятся его глаза.

Аркадий Леонидович потянул заточку, вынимая из рукава. Предплечью стало щекотно там, где по нему скользил металл. На секунду Кулагину стало интересно, а что почувствует Гоша в момент, когда заточка проникнет в его сердце.

Гоша развернул упаковку и увидел белую пачку. Прищурился, видимо думая, что директор намотал еще одну упаковку. Губы шевельнулись, проговаривая ругательство по поводу такой патологической бережливости.

Кулагин почувствовал, что заточка полностью освободилась. Он мягко отвел руку в сторону, посмотрел на Гошу и ударил так, как прикидывал — наискосок и вниз, целясь к воображаемому центру грудной клетки. Острие заточки вошло в тело. Аркадию Леонидовичу показалось, что он вообще промахнулся, — настолько просто его оружие ушло в плоть. И только рука, уткнувшаяся в грудь Гоши, говорила об обратном.

Гоша поднял голову и посмотрел на директора. Кулагин подумал, что тот сейчас оттолкнет его, закричит, начнет звать на помощь, а тут — целый зал солдатни. Что с ним сделают — страшно представить! И тут Гоша свистяще выдохнул и обмяк бесчувственным мешком. Голова его упала на грудь, руки отпустили пачку. Она упала ему под ноги. Кулагин, не веря, не понимая, смотрел на мертвого шантажиста, на человека, который секунду назад был жив, а теперь просто кусок безжизненного мяса.