Андрей Воронин - Комбат. Между мертвыми и живыми

— Разрешаете?

— Разрешаю. Хоть, конечно, сердце кровью обливается. Но, с другой стороны, если вы не обманываете, то пусть у парня хоть что-то пойдет хорошо. Глядишь, за рубежом у него получится стать не просто наемником, а еще кем-то.

Женере смотрел то в окно машины, то на Александра. Тот спокойно сидел на переднем сиденье и читал что-то на карманном компьютере. Невозмутимый, ровный, отрешенный от мира.

Клод подумал, что разговор с ним состоится сразу после того, как доведется увидеть его в настоящем деле.

Автомобиль остановился у порога гостиницы.

Если бы теперь директор смотрел на выход Женере, он бы по-настоящему проникся тем, с кем имеет дело. Все-таки для имиджа серьезная и красивая машина — это важно. Может, и для представителя московской мэрии это стало бы хорошим поводом для содействия покупке.

Клод вошел в вестибюль. Его сопровождали двое охранников. Он был в сером костюме, охрана — в черных. В сумме — очень впечатляющая композиция. Так и хочется специально начать шуметь, чтобы посмотреть, как из-под одежды выскочат стволы.

Они миновали стойку администраторши прежде, чем вышедшая на дежурство Лиза успела сообразить, что вообще происходит. Она только проводила их взглядом.

Анна, уныло ковырявшая на своем компьютере пасьянс, вытаращила глаза на выросшую в дверях группу. Такого она просто не ожидала, так что единственное, что у нее получилось сделать, и то сугубо на инстинкте, — это закрыть пасьянс. Привычка — великая штука!

— А. Добрый день, — сказала секретарша.

— Здравствуйте. Я — Клод Женере. Вы должны меня помнить.

— Да, конечно, — сказала Анна, действительно сообразившая, где она видела этого субъекта. Он, значит, француз, покупатель гостиницы.

В деталях Анна не была права, но это не имело большого значения.

— Я хотел бы увидеть вашего директора.

— Вы знаете, это невозможно, — смутилась Анна.

— Почему невозможно? — оторопел Клод.

— Дело в том, что он уже второй день не выходит на работу. А также не подходит к домашнему телефону, не отвечает на вызовы мобильного. И вообще, он пропал. Или сбежал — не знаю.

— Ничего себе! — удивился Женере.

— Но если хотите — можете оставить свой номер, я перезвоню, если он объявится.

Женере оставил Анне телефон, и вся кавалькада удалилась в глубокой задумчивости.

* * *

Марков пришел к Рублеву с важными вестями. По такому случаю грузчик был слегка навеселе. Именно слегка — не так, чтобы мозги помрачились, а чтобы настроение играло и пело.

— Ну что, Боря, все в порядке. Замки поменяли.

— Это хорошо. Пошли посмотрим.

Марков всем видом выразил готовность сопровождать Рублева хоть на край земли. Это было нормально в сотрудничестве Комбата с подобными личностями. Такие люди всегда чувствуют, когда кто-то сильнее их психологически.

Они спустились в дворницкую. Комбат придирчиво осмотрел новые замки. Ну что же, это были хорошие немецкие врезные «полканы». Таких с полтычка не открыть. Опытному взломщику они, правда, тоже не помеха, а только задержка на несколько минут. Впрочем, Комбат рассчитывал именно на эти несколько минут.

— Молодцы, — сказал Борис. — Правильные замки поставили, без возможности открывать изнутри.

— Так не пальцем же деланные, — обрадовался Марков.

— Хорошо. А позови ко мне дворника, что сейчас на работе.

— Ага. Максим как раз там на дворе копошится, — сказал Марков и вышел через дворницкую Рублев присел на лавочку у стены и закурил. Осмотрелся.

Дворницкая здесь представляла собой комнату два на два метра. Стены были кирпичными и если бы не плакаты с голыми женщинами, то вполне могли бы называться голыми. Женщины на плакатах были настолько выцветшими, что казались мертвыми.

На крючках, ввинченных в стену слева от выхода наружу, висели три спецовки. Около них стояли метлы с длинными прутьями, лом и скребок. Для последнего сейчас работы могло и не быть. А вот по зиме, пусть и такой мягкой, как здесь.

Еще в дворницкой находилась такая традиционная вещь, как печка-буржуйка. На ней стояла эмалированная кружка, которая некогда была белой. Но сейчас она была угольно-черной изнутри и снаружи. Снаружи — это от копоти. Что до черноты внутренней, то она свидетельствовала о том, что кто-то из дворников не дурак попить чифиря.

Максим пришел вместе с Марковым как раз тогда, когда Борис докурил свою сигарету.

Дворник протянул Рублеву широкую заскорузлую руку, спросил:

— Чего хошь, служивый?