Андрей Воронин - Спецназовец. Власть закона

Даша, которая развалилась на заднем сиденье, положив на край борта ноги в пыльных туристских ботинках, предположила, что во всем виновата засуха, прогнавшая зверье на север, ближе к воде. Предположение было резонное, но сидевшие спереди мужчины подозревали, что оно не совсем верно. В отличие от Даши, они смотрели не столько по сторонам, сколько на дорогу, и хорошо видели, что уже некоторое время движутся по следам колонны каких-то гусеничных машин. Юрий от души понадеялся, что это были тракторы, следовавшие по каким-то сугубо мирным делам — например, строить насыпь для новой железной дороги. Потом на правой обочине показалась снарядная воронка, на краю которой стоял горелый остов небольшого грузовика. Кабина была смята в лепешку и буквально втоптана в землю, напоминая пивную жестянку, на которую кто-то с силой наступил каблуком. Подъехав ближе, они увидели в перемешанной с черным пеплом красной глине четкие отпечатки гусеничных траков и тусклый медный блеск густо разбросанных вокруг автоматных гильз. Над воронкой с громким жужжанием роились мухи, и Юрий понял, что не имеет ни малейшего желания знать, что лежит на дне.

— Чем это воняет? — поинтересовалась Даша, которая не видела грузовика из-за своей фривольной, вверх ногами, позы.

— Падалью, — коротко проинформировал Быков и, прибавив газу, опять пробормотал: — Ну, Машка!

На этот раз в его голосе не было даже намека на прежнюю игривость, и Юрий отчего-то вдруг преисполнился уверенности, что на теплый прием в президентских апартаментах с водочкой и задушевными разговорами рассчитывать уже не приходится.

Скоростной лифт бесшумно вознес Ростислава Гавриловича на самый верх воздвигнутой на берегу Москвы-реки стеклянной башни. Лифт тоже был стеклянный и формой напоминал стакан, сквозь прозрачные стенки которого генерал мог видеть стремительно проваливающийся куда-то вниз просторный вестибюль с бассейном и пальмами, а также пролетающие мимо плавно изогнутые балюстрады густо нашпигованных офисным планктоном этажей шикарного небоскреба. Воздух в кабине был свежий, в меру прохладный, и все вокруг, на что ни посмотри, радовало глаз продуманной гармонией красок и форм. Здешний комфорт граничил с роскошью, и это обстоятельство, по большому счету отрадное, служило дополнительным источником одолевавшего Ростислава Гавриловича раздражения.

Да и как было не злиться? Он, генерал-лейтенант, в высшей степени занятой, до последнего мыслимого предела загруженный работой, немолодой уже человек, был вынужден, как последний оперуполномоченный, мотаться по городу, следуя прихотям засевших в этой хрустальной башне денежных мешков. Причем, насколько он понимал, позвали его сюда, чтобы обсудить дело, по которому не далее как вчера категорически отказались разговаривать с подполковником Егорушкиным. Да оно и понятно: с высоты денежной кучи, которую здешние обитатели за десятилетия построения капитализма в России нагребли себе под седалища, очень трудно разглядеть разницу между подполковником ФСБ и каким-нибудь таджиком, продающим у входа на рынок пирожки с собачьим мясом.

В отделанном черным мрамором и хромированной сталью холле у лифта его встретила сногсшибательной красоты девица в строгом деловом костюме и туфлях на таких высоких шпильках, что при одном взгляде на них генерал испытал легкий приступ головокружения. Дамочка очень эффектно смотрелась на фоне огромного, в полстены, сверкающего надраенной до солнечного блеска бронзой логотипа банка; мизансцена выглядела такой совершенной, что Ростислав Гаврилович почти не сомневался: она продумана до мелочей и, возможно, даже отрепетирована.

— Господин Алексеев? — хрустальным колокольчиком прозвенел голос встречающей.

Генерал утвердительно наклонил голову. Девица — надо понимать, секретарь-референт — не перестала вежливо улыбаться и не вздрогнула, но в глубине ее глаз что-то испуганно мигнуло, и Ростислав Гаврилович с мрачным удовлетворением подумал, что эта милашка только что получила впечатление, столь же неизгладимое, как и шрам на его макушке.

— Пройдемте, — предложила секретарша, — вас ждут.

Она была брюнетка, и, поймав себя на констатации этого спорного факта, Ростислав Гаврилович раздражился еще сильнее. В мире, где невозможно включить телевизор, не наткнувшись на рекламу краски для волос, судить о характере и умственных способностях человека по цвету волосяного покрова, по меньшей мере, глупо. И вообще, с какой стати он привязался к девчонке? Вероятнее всего, у нее блестящее резюме, живой ум и отличная деловая хватка. Бесспорно, при приеме на работу внешность тоже сыграла роль, и немаловажную — богатый наниматель может позволить себе роскошь снимать сливки, выбирая персонал не только по рекомендациям и оценкам в дипломе, но и по экстерьеру, — но разве девочка виновата, что в наше время людей опять начали покупать, как говядину? Она может быть холодной стервой, у которой на уме нет ничего, кроме карьеры и денег, а может и не быть — как знать? Таких высот, как она, достигают, как правило, именно стервы, но нет правил без исключений, да и какое ему, генералу ФСБ Алексееву, дело до личных и деловых качеств чьей-то секретарши?