Андрей Воронин - Спецназовец. Власть закона

Получив мощную огневую поддержку с господствующей высоты, Якушев прекратил огонь, выдернул чеку из реквизированной у мертвого пулеметчика гранаты, бросил стальное яйцо на переднее сиденье «хаммера» и, прихватив автомат, выпрыгнул из кузова. Грузовик уже медленно катился вглубь лагеря со стороны ворот; за рулем, пригнувшись к самой баранке, сидела Даша. Наперерез ей откуда-то выскочил джип; стоящий в кузове солдат навел на грузовик пулемет, но Быков со своего наблюдательного пункта вовремя заметил опасность и переключился на новую цель. Ветровое стекло джипа рассыпалось миллионом осколков, убитый пулеметчик на ходу вывалился из кузова; мертвый водитель уронил голову на кнопку клаксона, потом завалился на бок, все еще продолжая цепляться за руль, и джип, описав крутую дугу, врезался в штабель горящих бочек. Сидевший рядом с водителем пассажир успел выпрыгнуть из машины за секунду до столкновения; срезав его короткой автоматной очередью, Юрий запрыгнул на подножку грузовика и едва не лишился глаза, почти напоровшись на ствол выставленного в окно пистолета.

— Нихт шиссен! Гитлер капут! — крикнул он, на мгновение предвосхитив выстрел. — Гони прямо и направо.

— Рада тебя видеть, — серьезно сообщила Даша, убирая пистолет и дергая рычаг переключения скоростей.

— А уж как я рад, ты себе просто не представляешь, — честно признался Якушев. В крыло машины с лязгом ударила пуля, левая фара разлетелась с печальным звоном и погасла. Держа автомат одной рукой, Юрий дал короткую очередь, и не успевший нырнуть в укрытие стрелок мешком пятнистого тряпья повалился на землю. — Вон туда, — уточнил Юрий, указав направление дымящимся стволом, — за тот навес.

Натужно ревя мотором, грузовик обогнул навес, осветив фарами каменный сарай с двумя часовыми у двери.

— Разворачивайся! — крикнул Якушев Даше и, спрыгнув с подножки, дал длинную очередь от бедра.

Один из часовых упал, другой, бросив автомат, метнулся за угол и скрылся в темноте. По всему лагерю грохотали взрывы — расстреляв пулеметную ленту, Быков упражнялся в метании гранат. Невидимые в темноте черные стальные яблоки одно за другим падали с ночного неба и лопались, сея вокруг смерть и разрушение. Грузовик развернулся, задев один из опорных столбов навеса и завалив все сооружение, и задним ходом пополз к каменному строению тюрьмы. Юрий сбил замок и, распахнув дверь, крикнул в темноту:

— Все в машину, живо!

— Вот это, как я понимаю, и называется «началось», — сказали оттуда. — Уж началось так началось!

— Что происходит? — с опаской поинтересовался другой голос.

— Встреча на высшем уровне, — потихоньку сатанея, сообщил Якушев. — Прибыли наши дипломаты: консул, помощник консула, атташе по культуре, военный атташе — словом, вся королевская рать. Они велели вам передать, что, если не начнете шевелить ж…, посольский лимузин уедет без вас.

Договаривал он, уже подсаживая первого из освобожденных заложников в кузов. Через минуту грузовик тронулся и, освещая путь уцелевшей фарой, устремился в сторону ворот. Взрывы уже прекратились — видимо, у Быкова кончились гранаты, — да и стрельба понемногу стихала. По грузовику два или три раза стреляли из темноты; Юрий отвечал короткими очередями, ориентируясь по вспышкам дульного пламени, а когда магазин опустел, выбросил ставший бесполезным автомат. Все вокруг горело и дымилось. Держась за кронштейн, на котором почему-то отсутствовало зеркало, Юрий вглядывался в этот воняющий соляркой и тротиловым дымом черно-багровый ад в поисках потенциальной угрозы: ему не хотелось, чтобы дело сорвалось в самом конце, а уж узнавать, что с ним сделает Данилыч, если он не убережет Дашу, не хотелось и подавно.

Быков запрыгнул на соседнюю подножку уже за воротами. Поглядев поверх кабины на его лоснящуюся черную физиономию, Юрий не удержался и фыркнул.

— Ну и рожа у тебя, Данилыч, — сказал он.

— На свою полюбуйся, — буркнул Ти-Рекс и, постучав ладонью по крыше кабины, обратился к жене: — Водитель, жми на всю катушку! Плачу два счетчика!

В лагере опять что-то взорвалось, и, обернувшись, Юрий увидел на фоне посветлевшего неба поднимающийся над покосившейся сторожевой вышкой новый столб черного дыма.

Писарь снял парик и темные очки, кривясь, обобрал с лица накладную растительность и с мстительным удовольствием швырнул ком чужих волос в угол, где стояла мусорная корзина. На лету ком распался; парик и борода упали на пол, а рыжие усы повисли на краю корзины, напоминая присевшую отдохнуть диковинную бабочку.