Андрей Воронин - Слепой. Лунное затмение

— Выставляешь? — Лена сердито стрельнула взглядом на Дмитрия. — Как будто я не имею права знать, что происходит! А между тем это и моя жизнь. И я имею право в ней участвовать.

— Женщина, доверься лучше умному мужчине, пока ты ему еще не надоела. Я тебе потом все расскажу, детка. Только свали теперь, сделай милость. Я брата слишком долго не видел, для того чтобы делить этот момент с тобой. Впрочем, тебя мы уже, кажется, поделили. Все равно проваливай, нам надо поговорить.

Лена была очень рассержена, однако не решилась дальше настаивать на своем. Закусив губу, она поднялась и вышла из гостиной.

— Так что за мент сел мне на хвост? — ласково спросил брат, подходя и устраиваясь на диван рядом с Оборотнем.

— Сказал, что они тебя месяц искали и уже дня три как на хвосте сидят. Какое-то дело с госпредприятием в Рязани.

— Бред. Понятия не имею. По ходу эти олухи по ложному следу пошли. Но я им помогать не стану. Пусть ищут.

— Но они знают, что ты тут на постое. Сматывать тебе надо.

— Это я и так понимаю. И давно. Но по другим делам. А ты хорошо выглядишь, братец! Мне впору гордиться тобой. Ты где так мышцы-то надул? — сменил тему Дмитрий, пощупав стальные бицепсы Оборотня.

Парень вкратце рассказал брату историю прошедших лет и то, как попал в отряд.

— Мить, а почему ты фамилию поменял? Ты так и не рассказал.

Дмитрий легко и непринужденно рассказал, что когда-то по глупости связался с неправильными ребятами и все вместе они загремели за решетку за кое-какие дела — разували государство. Когда вышел, женился и взял фамилию жены. Не столько, чтобы прятаться, сколько для самого себя, чтобы отвязаться от истории своей корявой жизни.

Лена прикатила тележку с чаем, булочками, сыром, ветчиной, виноградом, яблоками. Оборотень предложил вскрыть принесенную водку — за встречу. Лена сказала, что хочет вино, и отправилась к бару. Дима попросил захватить для него коньяк.

— Братец, тут такое дело. Для матери я буду присылать деньги в больницу. С врачом я уже договорился. Но, знаешь, люди всякие бывают. Если с ней что-то случится, они же могут и не написать мне. Все-таки деньги я даю им не маленькие.

— Я тебя понимаю, — покивал Оборотень, — кто ж по доброй воле откажется от халявных денег.

— Ты бы ходил к ней иногда, братишка. Присмотри. Мать твоя все же.

— Ей все равно, Мить, — озадаченно протянул младший.

— Откуда ты знаешь, малявка?! — возмутился мужчина. — Ты ни разу к ней не сходил. Я спрашивал у врача. И не волнует меня то, что ты ее не видел ни разу в жизни. Пойми, она твоя мать. Ей было хреново, когда она тебя родила, это был самый страшный день в ее жизни, но она тебя родила. Ты ей жизнью обязан, малявка! Чтоб ходил, ты понял меня?

— Я понял, брат. Ты что же, с концами уезжаешь?

— Да. Ленку, кстати, можешь и дальше трахать. Она девка хорошая. Заодно присмотришь за ней. Хотя бы первое время. Даже хорошо, что она с тобой останется. Ты все-таки брат мне. Не жалко. А к ней я привык, душа ноет за нее. Переживать же будет… Только ты не вздумай ее в себя влюблять бесповоротно. Я от нее не отказываюсь. Может, когда-то еще заберу к себе.

— По какому праву ты, во-первых, распоряжаешься чужими жизнями, будто ты Бог? — возмутилась Лена, которая как раз к этому моменту вернулась с двумя бутылками в руках.

Она все слышала. Вид у нее был довольно воинственный, казалось, что любая из бутылок может пойти в ход как ударное орудие.

— Давай сразу обсудим, что там «во-вторых», — равнодушно предложил Дмитрий.

— Во-вторых, я не поняла, что это ты говорил насчет того, что я как бы остаюсь тут на неопределенное время?

Она поставила бутылки на низкий столик у дивана и быстро прошла к комоду у стены. Вытащив верхнюю шуфляду, девушка извлекла две яркие обложки авиабилетов, проверила, что написано внутри, и кинулась к Дмитрию, потрясая пропусками в лучшую жизнь.

— А это что? Ты же уже купил мне билет! Ты просто дразнил меня, да? Я устала от твоих выходок!

Мужчина спокойно взял цветные обложки у нее из рук, достал оттуда билеты и медленно, глядя ей прямо в глаза, разорвал оба. Оборотню стало жалко девушку. Губы у нее затряслись, в глазах заблестели крупные капли слез. Митя равнодушно кинул куски билетов Лене в лицо.

— Это — картинка, моя девочка, за которой нет твоего места ни в одном самолете. Ни для тебя места нет, ни для твоего наглого и никчемного братика. Дура же ты, если поверила, что я потащу с собой балласт в виде тебя. Я и жену-то не беру. Пока.