Дэвид Моннери - Боснийский ад

В свете фар грузовика показался какой-то дорожный знак.

— По какой дороге ехать? — спросил Беган командира, притормаживая.

— Обе дороги ведут в Високо, — сообщил Хаджич Дохерти. — По главной автостраде легче ехать, но зато на второстепенной меньше шансов нарваться на пост.

— Значит, покидаем автостраду, — предложил Дохерти, глянув на часы. Шел четвертый час.

— О’кей, — согласился Хаджич. Он что-то сказал на своем языке водителю, и тот поехал по правой дороге.

Дорога бежала мимо небольших голых полей и втягивалась в туннели из хвойных деревьев. На протяжении нескольких миль следовали различные повороты, спуски и подъемы, пока внезапно дорога не выскочила к маленькому городку. И после череды крутых поворотов они пересекли железную дорогу и проехали мимо указателя, обозначавшего, что они въезжают в Семизовач.

Поначалу город казался вымершим, большинство домов были сожжены или взорваны, но, когда грузовик въехал на главную площадь, вдоль одной из ее сторон показалась шеренга военных автомобилей. Недалеко горела жаровня, вокруг стояли солдаты, обратив освещенные огнем лица к неожиданным визитерам.

Грузовик и автобус так и оставили их таращиться, проехав дальше по главной улице.

— Я думаю, это последний город на территории, которую удерживают сербы, — сказал Хаджич по-английски, затем что-то добавил на сербскохорватском Бегану, который в ответ прибавил газу. В боковое зеркало Дохерти отметил, что Клинок отреагировал на увеличение скорости, сохраняя ту же дистанцию.

Они уже выезжали из города, когда дорога внезапно нырнула под железнодорожный мост. Коща она вынырнула из-под него, впереди показался танк, опустивший ствол к земле. Рядом стояли два бронетранспортера, тоже, похоже, без экипажей.

Справа на железной дороге череда крытых вагонов служила, очевидно, казармами. А в паре сотен ярдов дальше по дороге два сожженных автомобиля служили средством сужения полос движения. Огни там не горели, но были видны движущиеся фигуры. Внезапно впереди вспыхнул луч фонаря.

Дохерти высунулся в окно и лучом своего фонаря обвел круг в воздухе. В автобусе позади Клинок прокричал Хаджридже:

— Внимание!

И Хаджриджа тут же перевела предупреждение на сербскохорватский. Большинство из женщин стали сползать на пол, остальные просто прижимали голову к коленям.

На этот раз Клинок подогнал автобус к грузовику, и обе машины параллельными курсами двинулись к заграждению. Семьдесят ярдов, шестьдесят... а со стороны сербов по-прежнему нет стрельбы. Пятьдесят, сорок... и грузовик притормозил, пропуская автобус вперед.

Позади Клинка в окно влетела первая пуля, застрекотал пулемет, но автобус уже прорывался между двух груд металла, скрежеща о них бортами.

В грузовике сзади Дохерти, как можно ниже пригнув голову, вслепую палил из МР5. Краем глаза он видел, как мелькают мимо деревья, бегут люди, скользнуло назад какое-то бетонное здание, бронетранспортер. Рядом с ним Хаджич прятал голову у приборной панели, и только Беган сидел прямо за рулем, а в глазах его можно было прочесть, что едут они не на пикник. Как только автобус проскочил в зазор между сожженными автомобилями, Беган издал вопль, непонятно что выражающий — не то торжество, не то страх.

Водитель из него был похуже, чем Клинок, и в то время, как левая сторона грузовика проходила в добром футе от заграждения, правая налетела на груду металла, и та покатилась вперед вслед за автобусом. Солдаты сзади продолжали стрелять.

Через полмили дальше по дороге показались флаги боснийцев, и, значит, эта территория была уже безопасной.

В автобусе только одна женщина порезалась летящими осколками стекла, остальные не пострадали.

Бюрократические проволочки заняли чуть ли не час. Командир местных боснийцев как-то не привык к тому, чтобы с сербской территории с боем прорывались британские солдаты, и потому он требовал более подробных объяснений, нежели те, которые был готов предоставить ему Дохерти. Несколько минут босниец изучал аккредитационные бумаги ООН, а затем просто посмотрел на Дохерти, подняв брови, словно говоря: «Ты что, меня совсем за дурака принимаешь?»

Но тут в дело включился Хаджич и заговорил на родном языке с такой скоростью, что Крис с трудом понимал, о чем вдет речь. В конце концов местный командир посмотрел на них, вздохнул и протянул документы, сказав с легкой неприязнью:

— О’кей, можете идти.

— Что такого наговорил ему Хаджич? — спросил Дохерти у Криса.