Андрей Воронин - Комбат. Восемь жизней

По делу было проведено расследование, из которого выяснилось, что гражданка П. — счастливая соперница гражданки Л. Акушеры подтвердили, что на месте родов был лишь один послед с остатками пуповины. Именно это стало решающим аргументом в пользу закрытия дела — гражданка П. не смогла объяснить, почему в ее подробном, даже натуралистичном описании нет ничего о втором детском месте, — ведь при рождении разнополых близнецов их всегда два, по одному на каждого младенца. Ее сочли ревнивой фантазеркой, а их общего любовника — рогоносцем, так как на роды мать пригласила настоящего, биологического отца. Кстати, назвать имя этого мужчины гражданка П. отказалась. Гражданка Л., наоборот, утверждала, что случайно встретила человека, унесшего младенца, и запомнила координаты его автомобиля. Участковый, будучи парнем любознательным, номерок «пробил». Владельцем указанного ревнивой гражданкой транспортного средства был Кирилл Николаевич Зернов.

В среду, пятнадцатого февраля, Комбат проснулся очень рано. Настолько рано, что пожалел будить Сергея для утренней пробежки. Побегут, как обычно, в шесть, а сейчас и пяти нет. Начинать день с сигареты — плохая привычка, но он не удержался. Распахнул настежь окно, присел на подоконник, с удовольствием затянулся. С Андрюхиной Галей был верный уговор: если с пацаном случится беда, просто опасная или непонятная ситуация — звонить в любое время дня и ночи. Раз не звонит — все в порядке.

«Или никого нет в живых», — прокомментировал внутренний голос, который в минуты стресса всегда «просыпался». Неохота поднимать переполох ни свет ни заря, пугать обывателей, — Рублев искренне волновался за судьбу Пети Зернова и женщины, спрятавшей его.

Они ведь не отопрут спросонья — еще дверь вышибу зря, «засвечу явку». Поехать к дому и пройтись мимо? Свет или темнота в окнах ничего не докажут: может, Галя — «жаворонок», а может, и «сова» — будет спать до девяти, когда электричество включать уже незачем. Андрей говорил, что Галя учительница по домоводству, значит, к первому уроку приходит не всегда. Но и для первого еще слишком, слишком рано. Эсэмэску отправить? Не факт, что ответит тот, кому она адресована. Галя может сидеть привязанная к стулу, прикованная к батарее, а «трубкой» воспользуется ее палач или мучитель.

«Спит она, и дети спят», — внутренний голос противоречил сам себе: сначала напугал, теперь успокаивал…

Рука механически потянулась за второй сигаретой, он уже прикурил, но резко затушил и выбросил. Хорош будет бегун после продымленного утра и суперкрепкого чая.

— Нечего делать — читайте молитвы, — кажется, так говорит Сережина Танюша. — Это лишним не бывает. Я вот, когда не нахожу себе места, «Отче наш» или «Богородице, радуйся» повторяю. Успокаивает.

— Так я молитв не знаю и в Бога не верую, — ответил ей как-то Рублев.

— Вера придет, многие в поиске, а тексты — вот, в книжечке, — сказала Танюша и положила на холодильник карманный молитвенник с православным крестом.

Комбат потом с Сережей пытался обсудить эту сильно удивившую его историю. Но сын ушел от разговора. А молитвенник так и остался лежать там, где Танюша его оставила. Когда это было? Месяц назад? Два? Три? Вот они — противоречия между постсоветскими отцами и антисоветскими детьми. Младшие старших молиться учат и думать о душе.

Сейчас книжечка показалась уместной — он открыл первую страничку и зашептал непривычные слова. И немотивированная тревога «отпустила»…

Сын вскочил вместе с воплями китайского будильника, сразу надел спортивный костюм, кивнул Борису. Тот накинул поверх футболки легкую мастерку, и они побежали. Через квартал к мужской компании привычно присоединилась хрупкая девочка. В темноте, расцвеченной светом многочисленных окон, эта троица выглядела вызывающе. Но свои, микрорайонные, уже не оборачивались. Изредка кто-нибудь пытался примкнуть к их неразлучной компании, но долго не выдерживал.

Пока Сережа плескался в ванной, Рублев выставил на стол чай и бутерброды. Сын с аппетитом позавтракал, напомнил, что сегодня вечером помогает Тане делать уборку, и ушел. Комбат сразу набрал Андрея Подберезского:

— Как дела у Гали? Что с Петей?

Тот отчитался по всей форме — никто не беспокоил, ребенок здоров, ест хорошо, спрашивает, где мама.

— Пусть твоя Галя заинтересует его как-нибудь, книжками завалит, поручение даст.

— Она учительница, не хуже нас в детях понимает. Но Петя-то не младенец, его погремушками не отвлечешь. И, как Золушку, не посадишь горох от чечевицы очищать. Ты ему что сказал? К двоечнику побежала. Догадывается небось, пацан что на несколько суток учительницы у отстающих не задерживаются.