Ивар Рави - Зеноби

— Саша, есть проблема, — Саид осторожно подбирал слова, — Абдель-Азиз пригрозил остановить финансирование лагеря, а это почти сорок тысяч голодных ртов. Он согласен забыть оскорбление, если ты извинишься перед ним. Я понимаю, что это трудно, но сделай это ради всех этих людей, Меня вызывал Труассо, просил убедить тебя в том, что это крайне необходимо, — Саид виновато понурил голову.

Извиниться? Перед этим козлом, что не дал изнасиловать девушку? Да легко! Хоть этот подонок этого не заслуживает, но я ударил венценосную особу. В своих извращенных фантазиях я уже рисовал себе мучительную казнь посредством закапывания в песок живым. А если можно отделаться простым извинением, да без проблем, лишь бы скорее закончить с этим. Да и Труассо, каким бы он негодяем ни был, я был обязан: не задавая лишних вопросов, он принял меня в лагерь, определил жалованье, пусть и мизерное. Принести словесные извинения там, где я уже четвертовал себя в своих мыслях, я считал меньшим злом, что можно было ожидать.

— Извинение должно быть публичным, — Саид добавил ложку дегтя в мою бочку меда. Публичным? Черт, это уже неприятно, но не смертельно. Я думал, что принца задело мое рукоприкладство, а ему, оказывается, важнее выставить меня перед своими людьми, как тварь испуганную и просящую извинений. Ладно, пусть порадуются старые педофилы, пусть думают, что я испугался, мне на их мнение глубоко наплевать. Главное, люди не будут голодать, а со временем, может, и эта практика женихаться на бедных сирийках сойдет на нет.

— Саша, спасибо тебе, ты спасаешь весь лагерь от голода. Я приду за тобой чуть позже. Саид понял, что я согласен. Он поднялся, приложил правую руку к груди и вышел, оставив меня одного. Я заново пережил всю увиденную картину: никогда не одобрял подобного, насильники, по моему мнению, заслуживали смерти. С ними даже уголовники не здоровались! Можно было крест на жизни осужденного насильника: попав на зону, они на своей шкуре испытывали ощущения, что до этого приходилось испытывать их жертвам. Помню, в России, после подобных участившихся случаев, в Государственной Думе всерьез рассматривался вопрос химической кастрации такого контингента преступников. Но, кроме разговоров в кулуарах, дальше процесс не пошел, а вот усыновлять безнадежно больных детей иностранцам запретили. Этот закон приняли быстро, лишив больных возможности лучшей жизни. А сколько таких безнадёжно больных детей, попав в благоприятную страну, становились учеными, спортсменами, талантами в области живописи и музыки!

Процесс публичного извинения решено было провести максимально быстро: буквально через полчаса Саид вернулся за мной. Оглядев мой европейский наряд, он попросил:

— Саша, одень рабскую одежду, тем самым ты покажешь уважение к принцу, и возможно все будет намного проще. Он должен оценить этот жест как лояльность и почитание арабских традиций, думаю, это немного смягчит его. — Я не стал ломаться и быстро переоделся. У входа в палатку стояло двое других охранников, ручным металлодетектором меня проверили на предмет оружия. «Однако, хорошо я напугал пидора», — подумалось мне, и стоило усилий, чтобы не улыбнуться.

Мы вошли внутрь: в дальней стороне палатки полусидел, полулежал принц, полукругом от него сидели остальные члены делегации, согласно статусу. Мой знакомый голубоглазый охранник стоял за спиной принца, внимательно смотря на нас. Директор Труассо также сидел на ковре, почти у самой двери, видимо, его статус был не выше касты неприкасаемых в Индии. Мы прошли четыре шага, я впереди, Саид за мной.

Я, как меня учил Саид, остановился, почтительно склонил голову, разглядывая узор на ковре. Надо же, а в нашей палатке нет ковров, есть только дополнительный слой брезента. Хорошо живут буржуи, шикарные ковры, такими не стыдно любую стену украсить.

— Говори, — голос принца отвлек меня от разглядывания узора на ковре.

— Благородный принц, великодушно прошу простить меня за то, что я осмелилась дотронуться до вас своими (тут я запнулся, трудно было сказать это вслух) нечестивыми руками. Прошу проявить ваше милосердие и простить меня, — выдал я заученную фразу. Наступила тишина, все арабские перешептывания стихли, ожидая ответа принца. Мне очень хотелось поднять голову и обвести их всех взглядом, показать, что я их не боюсь, что я не забитая с малолетства арабская женщина, но, помня наставления Саида, я стоял, почтительно склонив голову.

— На колени!