Оркестр (настоящий, живой, в строгих фраках, а не в живописных нарядах гаучо, чем грешили рестораны классом пониже, особенно рассчитанные в первую очередь на туристов), заиграл прелюдию, означавшую, что танец последует медленный. Белль вопросительно глянула на Мазура, и он с готовностью встал — коли уж он привел ее сюда, девочка должна была развлечься по полной программе.
Они оказались на танцполе, Белль положила Мазуру руки на плечи, он обнял ее за тонкую талию, раздались первые такты — и Мазура прошила морозная, смертная тоска. Он постарался держаться как ни в чем не бывало, он хорошо умел скрывать свои чувства, но на миг все же случился с ним некий сбой.
Eres Linda у hechicra,
Como el condor de una rosa,
Como el condor de una rosa...
Это была «Малагуэна» — сто лет не слышанная песня, олицетворение вселенской тоски, рыдающей печали. Душещипательное признание отчаянно влюбленного юноши, который хотел бы вечно глядеть в глаза своей волшебнице, прекрасной, как невинная роза. Под эту песню он танцевал с Ольгой на асиенде Куэстро-дель-Камире — а потом, когда все было давно и бесповоротно кончено, эта рыдающая мелодия наяву достала его в Москве...
Прошлое нахлынуло на него, накрыло, как те огромные волны, что с незапамятных времен разбиваются о берега Гавайских островов. Все ожило в памяти, абсолютно все. Он увидел лица живых и мертвых так ясно, словно они стояли рядом, и мертвые ничуть не постарели, потому что они всегда остаются молодыми. И только для них кончается война — а для живых она продолжается долгие годы... И самым пронзительно ясным было одно лицо в ореоле пронизанных солнцем золотистых волос...
Он держался отлично — его хорошо учили, и эта выучка не раз спасала жизнь. И все же Белль, когда они вернулись за столик, взглянула, на него определенно пытливо:
— Вам что-то вспомнилось, сеньор адмирал? Когда заиграли «Малагуэну», вы непристойно вздрогнули...
— Непроизвольно, — поправил Мазур, как давно уже привык с ней.
— Да, простите, непроизвольно... Как будто что-то вспомнили. Вы тут же взяли себя в руки, но я почувствовала ваши очучения...
— Ощущения, — машинально поправил Мазур.
— Да, простите. Никак не дается эта ужасная буква... Песня вам явно что-то напомнила... Или мне это не полагается знать?
— Ничего особенного, Белль, — сказал Мазур, искренне надеясь, что его улыбка не выглядит вымученной. — Одна забавная история, о которой, я думал, давно забыл. Вы, наверное, знаете: иногда с веселыми мелодиями связаны очень печальные истории, а с печальными — как раз веселые...
— Да, я понимаю, — судя по ее глазам, она верила. — Я вам чуточку завидую, сеньор адмирал. У вас в жизни наверняка было столько приключений, и печальных, и веселых...
Мазур усмехнулся:
— Белль, вы еще слишком молоды. А в мои годы начинаешь желать, чтобы приключений в жизни было как можно меньше, иногда жалеешь, что они были, пусть даже речь идет о веселых...
— И все равно, — упрямо сказала Белль с азартом молодости. — У вас в жизни было столько приключений... И у нас в стране тоже. Мне ни о чем не полагается спрашивать, но смутные слухи кружат. Не зря же вам дали «Санта-Росу» с мечами, и не зря вы опять зачем-то у нас понадобились. Так просто это не бывает...
Многое вставало у него перед глазами, и он постарался все отогнать. Решился наконец. Достал блокнот, авторучку, в правом верхнем углу написал две буквы три цифры и непонятное ему испанское слово, быть может, ничего и не означавшее (Лаврик постарался). Пониже — имя и фамилию. Спросил:
— Белль, вы можете оказать мне небольшую услугу? — Конечно, все, что в моих скромных силах.
Мазур пододвинул к ней листок:
— Найдите мне этого человека. И очень хотелось бы — побыстрее. Посмотрите, может, я неправильно написал фамилию, а по вашей грамматике она пишется как-то иначе...
Она негромко прочла вслух:
— Рамон Эчеверриа... Все правильно?
— Да, — сказал Мазур. — Он, правда, служил не на флоте, но все равно ничто вам не мешает сделать запрос. Даю вам ниточку: двадцать лет назад он был командиром батальона «тигрерос», служил в ДНГ. Вы знаете, что означает то и другое? Молодые иногда не помнят старых дел.
— Я знаю, — сказала Белль. — То есть знаю, что это означает, — она, чуточку хмельная, открыто взглянула ему в глаза. — Некоторые у нас, у молодежи... Словом, эти службы в глазах некоторых овеяны некоей романтикой...
Мазур вспомнил Ольгины выстрелы с борта «О'Хиггинса» и навсегда исчезающие под водой головы плывущих. Вспомнил красавицу Викторию Барриос,
Читать дальше