Андрей Воронин - Хранитель света

Она сама не заметила, как задремала, пригревшись на солнце. Сказалась потеря крови и проведенная в мучительном полубреду ночь; легкая дремота вскоре перешла в глубокий, освежающий сон без сновидений. Дождя в этот день не было, и ничто не потревожило Дашу.

Проснулась она поздно, уже перед закатом, и сразу же резко села, не понимая, где она и как сюда попала. Потом остатки сна улетучились, она увидела красные от закатных лучей верхушки сосен, глубокие сине-зеленые тени внизу и поняла, что уснула в лесу и проспала целый день. Дашу охватила паника: она чувствовала себя отдохнувшей и бодрой, рука почти не болела, но изящные золотые часики на обмотанном грязным бинтом запястье показывали начало восьмого, а это означало, что Дэн должен был давно вернуться. Бог знает, что он мог подумать, не найдя ее дома! Он мог решить, что с ней что-то случилось, что на нее напали, увезли, похитили, убили… Хуже того, он мог подумать, что она сбежала!

Даша вскочила и опрометью бросилась назад, к дороге, к дому. На какой-то страшный миг ей показалось, что она заблудилась в этом большом незнакомом лесу, но в следующее мгновение кусты расступились, и она выскочила на дорогу десятью метрами левее того места, где утром вошла в лес. Дом был прямо перед нею — приземистый, темный, угрюмый, утонувший в темной, почти черной листве яблонь и груш, с развалившейся печной трубой. Задранный к небу черный палец колодезного журавля с подвешенной к нему мятой жестяной бадьей застыл неподвижно, четким силуэтом выделяясь на фоне заката; широкие, просевшие створки ворот сарая по-прежнему были распахнуты, упираясь нижними концами в землю. Денис всегда закрывал сарай после того, как загонял туда мопед, — отчасти по привычке, а отчасти потому, что боялся привлечь к дому внимание случайного прохожего. Значит, он еще не вернулся…

— Дэн! — позвала Даша. — Денис! Я здесь!

Никто не откликнулся. Это было странно. Последняя электричка из Москвы пришла в райцентр два часа назад. От райцентра до хутора было что-то около двадцати километров. На мопеде это полчаса, от силы сорок минут. Ну час… Это если мопед ни с того ни с сего вдруг решил закапризничать, заглох и ни в какую не хочет заводиться. Даша всегда относилась к этой трескучей штуковине с недоверием.

А вдруг с ним что-нибудь случилось? Вдруг он лежит сейчас где-то на лесной дороге, истекая кровью, совсем как те люди, которым раньше принадлежал дом? Вдруг…

«Успокойся, дура! — мысленно прикрикнула на себя Даша. — Ничего с ним не случилось. Просто он приехал, не застал тебя дома, испугался и поехал искать… Сама виновата! Нечего было дрыхнуть в лесу, как бродячая собака! Нашла место для отдыха… Даже обед мужчине не приготовила, а ведь он, наверное, голодный! Ничего, волноваться рано. Он не такой чокнутый, как некоторые, поищет и вернется».

Она заставила себя войти в дом, зажечь свет, начистить картошки и приготовить ужин. Картошку Денис накануне накопал в поле на окраине соседней деревни — то есть, грубо говоря, он эту картошку украл. «Очень мило, — думала Даша, высыпая нарезанную картошку в кипящую воду, — вот мы уже и картошку начали воровать. Это еще цветочки! А если поторчать здесь еще немного, придется красть теплую одежду, дрова и вообще все на свете — просто для того, чтобы выжить…»

Мысль эта ее не напугала: в глубине души Даша не верила, что задержится здесь еще на неделю. Она проанализировала это странное ощущение и пришла к выводу, что так и должно быть. Трудности ее не пугали, и она, наверное, смогла бы высидеть здесь целый год, если бы в этом был хоть какой-то смысл. Что толку прятаться, когда тебя никто не ищет? Зачем требовать выкуп, который все равно никто не собирается платить? И совершенно бессмысленно настаивать на лжи, в которую не верит ни один человек на белом свете… Эта история подходила к концу, и оставалось только потерпеть, чтобы узнать, каким он будет, этот конец.

Картошка сварилась. Даша слила воду и с предусмотрительностью опытной хозяйки укутала кастрюлю старым ватником. Есть хотелось ужасно, но Даша не привыкла есть одна, без Дениса, а он все не появлялся. Даша села на кровать, сжав коленями ладони, и стала ждать, чутко вслушиваясь в тишину. Она слышала, как внутри трухлявых бревен сруба мерно работают челюстями жуки-древоточцы; под полом кто-то копошился — мышь, наверное, — и кто-то осторожно бегал по саду, шурша крапивой и дробно топоча маленькими лапками. Вечер медленно переходил в ночь, истекая закатной кровью, оконное стекло залила непрозрачная чернота, превратив его в тусклое темное зеркало, которое отражало угол печки и кровать с неподвижно сидевшей на ней Дашей. Становилось прохладно, но Даше было лень шевелиться; ею овладело странное оцепенение, и почему-то казалось, что если она встанет и оденется, то обязательно пропустит момент, когда начнет приближаться знакомый треск мопеда.