— А если экспертиза? — спросил Денис.
Даша помрачнела.
— Да, — сказала она. — Черт, об этом-то я и не подумала. Я читала, это еще в позапрошлом веке умели отличать человеческую кровь от крови животных. А уж теперь-то!.. Группа, резус, даже генетический код — все скажут, только деньги плати. Да…
— Вот видишь, — уныло сказал Денис.
Он отошел от кровати, закурил и стал смотреть в окно, за которым ничего не было, кроме мокрого, заросшего крапивой и бурьяном одичавшего сада.
— Ну и ладно, — решительно сказала у него за спиной Даша. Денис не обернулся. — Ну и пожалуйста! Будет вам и группа, и резус, и генетический код.
Со стороны кровати послышался какой-то шорох. Денис обернулся и оторопел. Даша сидела на кровати в прежней позе, но голая по пояс. Кожа у нее сделалась пупырчатой от озноба, соски напряглись и отвердели, лицо выражало решимость, как перед прыжком с моста. В правой руке Даша держала старый хлебный нож с темным пятнистым лезвием; лезвие лежало на внутренней стороне ее левого запястья, продавив в нежной коже глубокую канавку. Режущая кромка опасно серебрилась: вчера Денис собственноручно наточил нож. Как знал, что пригодится…
Денис заметил, что Даша уже успела подстелить под руку пресловутую папашину маечку, чтобы ни одна капля не пропала даром. Низ живота у него свело болезненной судорогой, кожу на спине стянуло: он с детства боялся крови. Куриной или там свиной не боялся, а вот на человеческую смотреть не мог…
— Дарья! — крикнул он, подаваясь к кровати. — Брось нож, Дарья! Ты что?.. Что ты затеяла?
— Экспертиза — дело тонкое, — отчаянным голосом сказала Даша. — Чего зря животных мучить? Где это видано — ни за что ни про что кошек казнить?
— Дарья!
— Что — Дарья? Ну что?
— Ведь умрешь же, дура! Кровью истечешь!
— Не истеку. Если вены резать не в ванне с теплой водой, кровь сама останавливается, понял? А если сразу наложить жгут и перебинтовать, то вообще ничего не будет, кроме маленького шрама. А если не можешь смотреть, выйди во двор!
Денис знал, что нужно делать. Нужно было отобрать у этой сумасшедшей нож, зашвырнуть его подальше, дать ей, дуре, по шее, а потом набросить на плечи одеяло, обнять и дать выплакаться. Это была азбука; но здесь, как и в азбуке, сказав «а», нужно было говорить «бэ» — то есть, решительно отвергнув выбранный Дашей вариант, тут же предложить свой.
Своего варианта у Дениса не было и в помине, а Дашин обещал, по крайней мере, надежду на успех. «Она права, — быстро и как-то воровато подумал Денис, — на воздухе кровь быстро сворачивается».
— Бинт у тебя есть хотя бы? — стараясь не смотреть на Дашу, спросил он.
— У меня все есть, — странным голосом откликнулась Даша. — Я ведь принцесса. Ну, за любовь!
Денис быстро зажмурился, вслепую нащупал дверь и с грохотом вывалился в темные сени. Там, в сенях, ему почудился донесшийся из дома короткий болезненный вскрик; он всем телом ударил в следующую дверь и бомбой вылетел во двор, под мелкий моросящий дождь. Ну не мог он видеть человеческую кровь! Не мог, и все тут…
На следующее утро мрачный и подавленный Денис Юрченко выкатил из сарая свой мопед. Ночь прошла плохо: любви у них никакой на этот раз не получилось, потому что Дарья по неопытности перестаралась и разрезала запястье слишком глубоко. Полночи она плакала от боли, вторую половину стонала и бредила во сне. Затихла она лишь к утру, но и тогда Денис не испытал долгожданного покоя: в доме было полно комаров, и, хотя пропитанная Дашиной кровью майка валялась на полу рядом с кроватью, они ею почему-то не удовлетворились, а все норовили вонзить хоботок в Дениса — свеженькое предпочитали, сволочи.
Словом, Денис не выспался, и виноваты в этом были не только комары. Пуще комаров донимали его мысли о последствиях, которые могло повлечь за собой Дашино безрассудство. А что если она умрет? Ведь тогда его рано или поздно найдут и посадят за убийство — ну, как минимум, за доведение до самоубийства. А тут еще это дурацкое похищение… Поди докажи, что ты не верблюд, когда заложница, она же организатор собственного похищения, померла!
Еще он боялся, что придется вызывать «скорую». То есть, что значит — вызывать? Вызовешь тут кого-нибудь, когда до ближайшего телефона двадцать верст! В райцентре он, ближайший телефон, и «скорая» там же. И кто, спрашивается, поедет за двадцать верст по бездорожью, чтобы спасти дуру, вскрывшую себе вены? Правильно, никто не поедет, потому что, пока доедешь, она все равно кровью изойдет. Так что же ее тогда — на мопеде везти, волоком тащить? И как потом объяснить врачу, кто она, эта дура, и как очутилась на заброшенном хуторе?
Читать дальше