Евгений Сухов - Запад в огне

В волнении покусывая губы, Оксана перечисляла всех, кого знала. Иногда она умолкала на короткое время, припоминая, а потом вновь охотно продолжала. От прежней растерянности не осталось и следа. Девушка говорила громко и уверенно, ее рассказ обрастал многими деталями. Из сказанного получалось, что едва ли не половина села помогала бандеровцам. А те немногие, что еще оставались, являлись активно сочувствующими.

— Может, дядько Петро зрадник? — осторожно предположила Оксана. — У него двое сынов в червоний армии служать.

— Разберемося, — пообещал гость. — Говори далее!

Оксана рассказывала очень подробно: два листка уже были исписаны, третий — заполнен до половины, а девушка продолжала называть села и хутора, где ранее останавливались повстанцы, вспоминала имена и фамилии, деревенские клички, выстраивала собственные предположения, кто из сельчан или повстанцев мог оказаться предателем.

— Позавчера Фима Хрусь в Погребище уходил, говорил, до мамки. Може он с ворогом зустричався? — предположила Оксана.

— Допитаемо, — нахмурившись, кивнул гость.

В селе была самая настоящая бандеровская власть, люто ненавидящая все советское. А те немногие, что еще стояли на стороне Красной армии, были напуганы, и помощи от них ждать не приходилось. Бандиты вырезали целыми семьями за всякое инакомыслие, за одно лишь проявление сочувствия к большевикам. Убивали хуторян, предоставивших ночлег солдатам, крестьян, желающих вступить в колхоз. Бывшего председателя, недавно вернувшегося покалеченным с фронта, извели изощренными пытками.

Теперь Игнатенко было известно все или почти все об отряде Гамулы: численность, места базирования, вооружение, в каких селах он получает пропитание и кто именно из станичников снабжает его продуктами. Стало известно о доносителях, о предателях, внедрившихся во властные органы Советской власти. Получается, что прямо под носом у НКВД, в глубоком тылу Красной армии развернулась целая подпольная сеть украинских националистов, способных в любую минуту ударить в спину.

Сложив вчетверо исписанные листки, старший лейтенант Игнатенко положил их в нагрудный карман.

— Вот и погутарили мы с тобой, бандеровская сучка, — не срывая злобы, процедил он. — Много тут ты мне порассказала. Теперь мы знаем все о курени Гамулы, о тех, кто ему помогает, а еще знаем, где он прячется!

— Вы хто?! — отшатнулась в ужасе Оксана.

— А тот, кто твоему хахалю могилу выроет!

— А-а!! — взвыла она и бросилась на Игнатенко. — Проклятые зрадники!

Растопыренные пальцы метили в глаза. Лицо, перекошенное яростью, выглядело на редкость некрасивым. В какой-то миг показалось, что девушка раздерет ему лицо, но старший лейтенант, не отворачиваясь, мгновенно выставил руку. Девица вдруг согнулась пополам, рассыпав до самого пола пышные густые волосы, и, раскрыв рот, принялась хватать полными губами воздух.

Посмотрев на стоявших рядом бойцов, старший лейтенант прикрикнул:

— Чего стоим? Вяжите ее! И глаз не спускайте с этой бандеровки! Сущая ведьма!

Отдышавшись, девушка безвольно наблюдала за тем, как дюжий красноармеец вязал узкой веревкой ее запястье.

— Покрепче, — посоветовал Игнатенко. — Не забывай, если эта гадина вырвется и до своих доберется, она с нас живых будет кожу сдирать.

— Го-оспо-ди-и-и! Ненавижу, проклятые зрадники! — вдруг завыла в голос Оксана.

В горницу на крик заглянул дед Николай. Погладив желтеющую бороду, одобрительно кивнул и вышел.

— Предатель, говоришь? — усмехнулся Игнатенко. — А вот только я никого не предавал. Как служил Советской власти, так и далее буду ей служить до конца дней своих!.. А вот ты и есть самая настоящая зрадница. Ты не только всех своих побратимов сдала, а еще и полюбовничка своего. Как только его увижу, так обязательно ему расскажу, кто его предал.

Оксана вдруг размякла и залилась обильными слезами, тихонько поскуливая, прежняя неистовость улетучилась, в мокрых глазах появились пустота и полное безразличие к собственной судьбе. Ей предстоял долгий и обстоятельный допрос, а сил для сопротивления более не оставалось.

— Что с ней делать? — спросил старшина Щербак.

— В управление ее, — распорядился Игнатенко. — Там ее уже ждут, а у меня тут еще кое-какие дела имеются.

Ровно в семь часов утра, как и было обговорено ранее, подъехала разболтанная дребезжащая полуторка.

Старший лейтенант Игнатенко душевно попрощался с дедом — приобнял, как полагается старому знакомому, а потом предупредил: