— Он спит? — прошептала девочка мне на ухо с надеждой в голосе.
— Да, Элла, — солгала я. — Он спит.
В кромешной темноте вокруг таилось что-то жуткое. Я ощупью спустилась по лестнице в подвал. Дверь внизу была закрыта; я очень осторожно приоткрыла ее и увидела, что в коридоре горит свет. Распахнув дверь настежь, я быстро прошла внутрь, двигаясь вдоль стенки, как обезьяна, качающая детеныша, так как на руках у меня повисла Элла. Справа располагались кладовки, где, как я предполагала, Лукас хранил свое оружие. Мне не стало спокойнее, когда я увидела, что одна из них открыта. Слева от меня находилась дверь в домашний кинотеатр. Я не сразу определила, есть там кто-то или нет, но, подойдя поближе, услышала резкое стаккато голосов внутри.
В том числе голос Симоны.
Первой моей реакцией было облегчение от того, что она жива. Но вскоре я поняла, что она на кого-то кричит, хоть и не могла разобрать, что именно. Я взглянула на Эллу. При звуке маминого голоса она замерла у меня на руках — в этом возрасте дети больше реагируют на интонации, нежели на сами слова. Я не хотела брать Эллу с собой внутрь, но знала, что она не позволит оставить ее здесь, точно так же, как не хотела оставаться одна наверху.
Ну ладно, в конце концов, за это тебе и платят…
Я нажала ручку и открыла дверь.
Люди, находящиеся в комнате, обернулись ко мне. Симона, Розалинда и Лукас. У Симоны в руках был девятимиллиметровый «ЗИГ», очень похожий на тот, из которого я стреляла в тире Лукаса. По ее лицу текли слезы, а в глазах сверкало безумие.
На долю секунды время остановилось. Я впитывала в себя эту сцену, как стоп-кадр в кино, — видела все и в то же время ничего. Чуть поодаль комната упиралась в глухую стену, предназначенную для экрана домашнего кинотеатра, по углам стояли длинные колонки. С потолка свисал проектор, и к экрану были обращены четыре стула с регулируемыми спинками. Другой мебели в комнате не было.
Лукас стоял слева от меня, рядом со стульями. Его лоб все еще украшала повязка, напоминающая о потасовке с парнем из океанариума, но сейчас у него текла кровь из новой раны, откуда-то из-под волос. Лукас, казалось, не замечал капель, сбегающих по виску и щеке. Он расправил плечи, точно перед казнью. Рядом на стуле сгорбилась Розалинда; ее обычно аккуратная прическа была растрепана. Она сидела, уставившись мимо Симоны в какую-то точку на дальней стене, и я бы подумала, что у нее шок, если бы она вдруг не переключила внимание на меня.
Симона согнулась, словно от боли, и так тряслась, что едва удерживала пистолет. Она сжимала оружие обеими руками, отведя подальше от тела, как будто боялась его разрушительной силы. Руки ее были слишком напряжены.
Возможно, именно поэтому, когда я вошла и Симона обернулась, машинально направив на меня оружие, ее палец нажал на курок.
Два выстрела грянули почти подряд — застигнутая врасплох отдачей, Симона невольно нажала на курок еще раз. Первая пуля попала в стену слева от меня, разбив в щепки деревянную обшивку. Вторая угодила в потолок.
Грохот получился чудовищный. Элла пронзительно завопила от ужаса прямо мне в ухо, оглушив меня едва ли не больше, чем выстрелы. Я нырнула вниз и в сторону, убирая голову с линии огня, и перекатилась на спину, прижимая к себе Эллу.
Могу поклясться, что слышала параллельно, как Симона кричит: «Скотина, скотина!», но я понятия не имела, кому адресованы эти слова. Раз уж ее угораздило стрелять по своим, они могли относиться к кому угодно.
— Симона! — рявкнула я. — Ради бога, брось пистолет, пока ты кого-нибудь не убила!
— Поздно! — истерически заорала она в ответ. — Теперь уже слишком поздно!
Задыхаясь, она ловила ртом воздух, как будто ее волнами захлестывало горе, которое человеку вынести не под силу.
Слишком поздно. Я вспомнила мертвого Джейкса, лежащего в прихожей.
— Симона, что, черт возьми, происходит?
— Он его убил! — Теперь она рыдала открыто, надрывно всхлипывая. — Я видела, как он это сделал. Я любила тебя! — крикнула она Лукасу. — Я тебе доверяла! Ублюдок, гребаный ублюдок!
Элла замерла, затем принялась изо всех сил вырываться, плача в унисон с матерью. Это было все равно что удерживать дикую кошку. Она вывернулась из моих рук и метнулась прочь; ужас придал ей скорость и ловкость, каких я в ней ни сном ни духом не подозревала. Приподнявшись, я попыталась схватить ее, но она ускользнула и встала между стульями и дверным проемом.
— Элла! — закричала Симона, как будто только что заметила дочь. И осознала, наверное, что, стреляя в меня, могла попасть в ребенка. Она издала яростный нечеловеческий вопль.
Читать дальше