Владимир Першанин - Рельсовая война. Спецназ 43-го года

– Пойдёт, – кивнули Глушков и Балакин. – Только когда пустим её навстречу эшелону, кто-то управлять дрезиной должен. А потом спрыгнуть.

– Хватит взрывчатки, чтобы паровоз сковырнуть?

– Хватит, – ответил Валентин Глушков. – У нас три мины с собой и двенадцать килограммов тола. Плюс выплавленный тротил – это ещё килограмма четыре.

– Ну вот. А кто-то говорил, почему группа большая. Загрузим на дрезину две мины и всю взрывчатку. Должно хорошо ахнуть.

Но оставалась проблема, как уничтожить пост. Коротко обсудив ситуацию, Мальцев подозвал одного из пограничников.

– Ермаков, возьмёшь с собой капитана Сологуба и перекроете просёлочную дорогу. Заляжете вон у тех деревьев, и если мотоцикл будет возвращаться, подпустите поближе и прикончите всех троих. У тебя «ППШ», у Сологуба винтовка и гранаты.

– Сделаем, – кивнул сержант Саша Ермаков. – Гранаты у меня тоже есть. Прикончим вдвоём мотоцикл вместе с фрицами.

Михаил Сологуб торопливо закивал. Лучше поджидать в засаде мотоцикл, чем подбираться к посту, вооружённому пулемётом «МГ-42». Можно так нарваться, что вся группа под огнём ляжет.

А Николай Мальцев в очередной раз пожалел, что рядом с ним нет напарника Василя Грицевича. Опытный снайпер снимет пулемётчика метров за четыреста. Тем более тот сидит на дрезине, выполняя одновременно роль наблюдателя. Спросил сержанта Родиона Шамшина:

– Родион, возьмёшь пулемётчика вот от тех кустов?

Бывший военнопленный, проявивший себя в отряде как один из лучших бойцов, Родион Шамшин покачал головой.

– Далековато. Хоть в инструкции и написано, что прицельная дальность «дегтярёва» полтора километра, но к одиночной цели надо метров на триста подобраться. А лучше – на двести пятьдесят. У «МГ-42» оптический прицел, промахнусь – он весь мой расчёт издырявит.

– Займёшь позицию для стрельбы вместе со мной. Вася Балакин, дай твою винтовку.

– Не годится командиру под пули лезть, – запротестовал Валентин Глушков.

– Ну не тебя же посылать! Кто мину будет устанавливать на дрезине?

Разделились на три части. Лейтенант Глушков с двумя сапёрами и проводником Балакиным остались на месте со всем запасом взрывчатки. Мальцев и Шамшин осторожно ползли вперёд. Остальная группа обходила пост с фланга.

Мальцев, приостановившись возле кустов, осмотрел ровное поле, которое отделяло их от поста.

– Отсюда стрелять придётся, – сказал лейтенант. – Ближе не сумеем подобраться. Триста метров. Выждем минут десяток, пока основная группа во фланг выйдет, и ударим.

Родион Шамшин тщательно подвёл прицел. В лагере, где он сидел, на вышке у ворот был установлен «МГ-42». В сорок втором году таких скорострельных «машингеверов» было ещё мало. Обер-ефрейтор иногда развлекался, подкарауливая какого-нибудь доходягу, приблизившегося к колючей проволоке.

Женщины, разыскивающие в лагерях своих мужей, бросали сюда куски хлеба, картошку, даже сало. Охранники кидали для приманки пустые консервные банки или окурки. Если в банку из-под тушёнки налить кипятку и хорошо помешать ложкой, получается почти мясной бульон. Да ещё если хлеба накрошить!

Иногда охранники разрешали подобрать кусок или пустую банку, окурки сигарет. Но нередко это превращалось в жуткую игру. И главную роль исполнял обер-ефрейтор с «пилой Гитлера». Он давал очередь по ногам. Рычащий звук «МГ-42», выпускавшего двадцать пуль в секунду, ни с чем не перепутаешь.

Короткая очередь – и следом отчаянный крик. Пули дробили и выбивали осколки костей. Человек пытался уползти прочь, волоча перебитые ниже колен ноги. Иногда болевой шок не давал возможности двигаться, и пленный истекал кровью, прося помощи. Все, кого подсекала «гитлеровская пила» в умелых руках обер-ефрейтора, через какое-то время умирали.

Однажды Родиона заставили таскать песок и засыпать лужу крови. Он был уверен, что живым не уйдёт. Но обер-ефрейтор лишь пугнул русского доходягу короткой очередью. Шамшин шарахнулся прочь, споткнулся и упал, ожидая, что его добьют. Немец засмеялся и назидательно сказал:

– Нельзя быть таким трусливым. Поэтому вы и проиграли войну. Постирай свои штаны!

И бросил Родиону сигарету. Нет, сержант Шамшин не обмочился со страху. Но запомнил навсегда, как лежал под пулемётом, а перед глазами промелькнула вся жизнь.

Сейчас он собирался поквитаться с немцами, терпеливо ожидая сигнала Николая Мальцева.

– Оба стреляем в пулемётчика, – шепнул лейтенант. – А дальше как получится. Но к пулемёту никого подпускать нельзя.