Альгерд Бахаревич - Белая муха, убийца мужчин

Где-то мы такое уже видели. В каком-то научно-популярном сне.

«Девушка, а вы одна едете? — наклонился к молчаливой женщине в белом веселый, пёстро одетый бородатый Блондин, который смотрел на неё всю дорогу. — Давайте я ваш рюкзак…»

Она посмотрела ему в глаза и улыбнулась, но промолчала. Улыбка его ободрила.

«Я говорю, давайте я ваш рюкзачок того, — нависал он. — Того, на полочку».

«Зачем?» — спросила она, снова усмехнувшись. Тонкая, застывшая, одолженная где-то улыбка. Блондинчик поднялся с места, расправил плечи, ухватился за полку двумя руками, как будто собирался на ней подтянуться.

«Ну, а чего вы сидите, это самое, как мужик, ноги расставили, — сказал он, облизав губы. — Вам же мешает, я же вижу. Я за вами, это самое, всю дорогу слежу, глаз отвести не могу».

«Почему?» — снова спросила она, равнодушно окинув взглядом его мясистое, розовое, со светлой щетиной лицо, которое придвигалось все ближе. Теперь она чувствовала его дыхание — заинтересованное, грубое, живое, свежее.

«Потому что вы на бабочку похожи, — засмеялся он, обнажив зубы, каждый из которых приглашал к общему смеху, а дальше уже как пойдет. — Не обижайтесь, девушка. Вас как зовут?»

«На бабочку? Почему?» — спросила она, оборачиваясь к нему, на этот раз без улыбки. Её соседка ела Блондина глазами.

«Что вы всё зачем да почему? — обиженно сказал он. — Вы держитесь ко мне поближе, говорят, в замке привидения водятся. И подземные ходы есть. Тёмные такие… Не верите — спросите у нашей главной. Эй, госпожа как вас там! Госпожа Отецкая!»

Голова индейца приближалась. Вот уже и птицы на стенах видны, и широко открытый рот — туда они пойдут послушной вереницей, доставая из карманов и сумок свои телефоны, разворачивая ладони, как бутерброды. Почему индеец, какой ещё индеец? Может потому, что фамилия Женщины из турбюро — у неё на бэдже написано — и правда Отецкая, почти что Ацтекская; а может потому, что название ближайшей к Замку деревни, которую мы только что проехали, Михалины — почти что Мескалины, так мне прочитались эти несчастные белые буквы, мелькнувшие на синем указателе — белые клочки облаков на отколотом куске неба. И вокруг какая-то Ацтеччина, уцелевшая в омутах реконструкций и аграрных модернизаций. Белые камни, небо синее, звонкое, напряжённое. А на нем узорчатые, взбитые, как подушки, холмы облаков… Такое чувство, что ты здесь уже бывал когда-то. В прошлой жизни.

«Привидения? Не забегайте вперёд, вам всё расскажут и покажут», — нервно сказала Женщина из турбюро, всматриваясь в беспокойное небо над замком.

«Не хотите говорить, как зовут, буду вас Почемучкой называть», — махнул рукой Блондин и сел на свое место, хищно выставив подбородок. «Что за девушки пошли, бабочки им не нравятся, — обратился он ко мне. — А кто нравится? Мухи? Ничо. Всё равно поймаем её и определим, куда надо, в замке тёмных закоулков на всех хватит, скажи, а, Почемучка?» — и он подмигнул мне, как мужчина мужчине. И я почему-то подмигнул ему в ответ. Как мужчина му.

«Привидения… — снова набросился на Австрийца Человек в очках, который внимательно следил за разговором. — Все уши прожужжали этой Ганной. Вот в Баварии я понимаю — призраки. Я был, я видел. Вот, скажем, Нойшвайнштайн. А тут панавыдумляюць … Прывидзения. Всех привидений давно большевики к стенке поставили. И Ганну эту вашу… Вот в Австрии — вот там привидения. А у нас? Мозги морочат беларусам. Чтобы только деньги платили ни за что. Турбюро… Нет, ну скажите им — как европеец! Вам, наверно, это все смешно, хаха».

И он фальшиво рассмеялся, тыкнув Австрийца в бок.

«Он же вас не понимает, — не выдержала Женщина в зеленом. — Вы ему по-английски хотя бы скажите, а то совсем утомили человека».

Человек в очках угрожающе обратился в её сторону: «А вы мне рот не затыкайте! Я на своей земле, и всегда и со всеми разговариваю на родном языке! А не нравится — уезжайте в свою Москву! Нечего шляться по нашим древним замкам!»

Австриец закатил глаза. Ему хотелось, чтобы этот день поскорее кончился. Зачем она заказала ему эту экскурсию? Они ещё не доехали до Замка, а он уже устал, как после месяца работы в офисе.

Может, она работает в туристическом агентстве, его невеста? И просто заработала на нем? Да и может ли он назвать её невестой? Здесь никому нельзя верить. А сосед продолжал: незнакомые, быстрые, неуловимые, обиженные слова.

«У человека язык, как и мать, только один, — назидательно и строго сказал Человек в очках. — Вот так, госпожа как вас там. Жаль, что не все это понимают! Других языков нам не надо! Вас никто по-беларусски разговаривать не заставляет! И вабшчэ: может, он так наш язык выучит. А что?»