Уильям Грин - Чемодан для Спенсера

Эмбоа вздохнул.

— Прискорбно, но мы не уверены даже, что ящик был взят. Ни одного сообщения о такой краже в новейших депешах из Нью-Йорка. — Прикрытие. Неужели не ясно? Это прикрытие. Они закрыли историю. Понимаете? Верьте мне на слово...

— Боюсь, — отрубил Эмбоа, — что у нас есть только ваше слово. Плутония у нас, конечно же, нет. — Эмбоа выглядел удрученным. Он отдал какой–то приказ шоферу по-синобарски и отвернулся к окну.

Холлистер сунул руку под пиджак, нащупывая предохранитель “беретты", которую он носил в кобуре под мышкой. Если Эмбоа откажется подождать, остается лишь один выход. Он не обманывался: убийство Эмбоа не спасет его семью. Он даже не уравняет баланса, ибо как можно было равнять его и их жизни? Но это просто он должен был сделать. Самое меньшее, что сделал бы любой мужчина.

Эмбоа заметил его движение уголком глаза.

— Вы ищете сигареты, мистер Холлистер?

Палец Холлистера нащупал спусковой крючок.

— Спасибо, мои где–то здесь.

— Как грубо с моей стороны так долго забавляться сигаретой и не предложить вам попробовать. Настаиваю, чтобы вы попробовали вот эту. Мне их набивают на заказ.

Рука Холлистера расслабилась под пиджаком. Эмбоа шел на примирение. Матч еще не проигран.

— Очень редкий сорт, — напевал Эмбоа. — Даже незажженная чудесно пахнет. — Он поднес сигарету на вытянутой руке к носу Холлистера.

Холлистер уловил слабый хруст, когда пальцы Эмбоа сдавили сигарету. Едкий запах проник в ноздри, заставив его судорожно вздохнуть. Пальцы сжали пистолет и выдернули его. Или хотели это сделать? Он болезненно четко ощутил, что его рука не двинулась: на самом деле он уже не чувствовал, где его рука.

Он медленно перекатил глазные яблоки, ища свою руку, и нашел ее, все еще под пиджаком, повисшую на пуговице, как в гипсовой повязке. Но никаким усилием воли он не мог заставить ее сдвинуться. Вторая рука вяло лежала на коленях ладонью вверх. Он сидел, с отвалившейся челюстью, словно жертва удара: слышащий и видящий, но не способный двинуть ни единым мускулом.

Эмбоа доброжелательно улыбнулся.

— Флюорометилцианоген. Эф-Икс-3. Нервный газ. Как человек вашей профессии вы о нем, конечно, слышали. Очень эффективен, не правда ли? Но боюсь, вы ничего не скажете, верно? — Он расстегнул среднюю пуговицу пиджака Холлистера, достал “беретту" и сунул себе в карман.

Маленький “фиат” катился в потоке машин вокруг забитой Пьяцца Венециа, огибая колоссальный мраморный памятник королю Виктору Эммануилу.

Эмбоа взял сигарету из своего портсигара и зажег ее, глубоко затянувшись.

— Через несколько минут, — объяснил он, — средство подействует на остальные мышцы, и тогда прощайте, мистер Холлистер. Могу утешить вас мыслью, касающейся спасения вашей семьи... — Он сделал паузу, чтобы снова затянуться. Холлистер чувствовал, как его сердце колотится о грудную клетку.

Эмбоа выпустил дым.

— Даже преуспей вы в получении плутония, их судьба по необходимости была бы той же. Вы должны понять, что совершенно непрактично держать два человеческих существа под арестом длительное время. Ваша жена и дочь были ликвидированы десять дней назад. Девушка несколько раз пыталась бежать. У меня не было выбора, кроме как отдать приказ.

В уме Холлистера его руки были на горле Эмбоа, душащие, ломающие, выдавливающие из него последние унции жизни. Но только в уме. На самом деле тело его оставалось неподвижным. Низкий, животный стон рвался с его губ.

Водитель остановил "фиат” в дальнем конце порта Сан Себастиано. Эмбоа открыл дверцу и ступил наружу. Бросив сигарету на дорогу, он тщательно растер ее безупречно сверкающим носком ботинка. Затем нагнулся к окну водителя.

— Гони минут десять или больше. Он к этому времени уже будет годен только на мусор. — Эмбоа бросил горький взгляд на тело, торчавшее на заднем сиденье. — Не думаю, что он даже пытался выполнить свою часть договора. Наверное, считал, что сможет вести двойную игру с самого начала и нажиться на нашей потере. Что ж, он недооценил нас. Но мы все равно проиграли.

Эмбоа вышел из машины и пошел обратно к городу. Водитель включил сцепление, и “фиат" покатился по старой Аппиевой дороге, неся мимо могил знатных римлян оцепенелую, немую фигуру Ника Холлистера.

У себя в офисе Эмбоа сумрачно пролистал утренние газеты, стараясь по возможности оттянуть время сообщения в Масабару. Он сделал все, что было в его власти, чтобы обеспечить успех миссии. Но он знал, что на него свалят ответственность за ее провал. Настоящая вина лежала на его начальстве в Масабаре. Они выбрали не того человека. Но они этого никогда не признают. Вину следует установить. И он боялся, что обвинят его. А плата за неудачу в предприятии такого масштаба должна быть высокой. Провал может стоить ему должности в Риме и вернуть его в страшное ничтожество Масабары. И может стоить ему жизни.