Это был Мэхон с известием о переменах, произошедших в последнюю минуту. У Холлистера внутри все обмякло.
Санчон, искусный и деликатный вор, ждал в Париже с дубликатом чемодана Спенсера. Он должен был подменить его, когда багаж начнут выгружать из самолета, забрав чемодан с плутонием и оставив на его месте такой же с балластом. Человек Эмбоа тоже был в Париже, ожидая в аэропорту, когда можно будет принять контрабанду, переложить в свой дипломатический багаж и отбыть на рандеву с куратором официальной переписки. Все было подготовлено для передачи в Париже. Но багаж был на пути в Рим.
Холлистер повесил трубку и тяжело облокотился на стол, с трудом дыша и тупо мотая головой, как боксер, получивший слишком много ударов и повисший на канатах ринга. На карте были жизни жены и дочери. А его рассудок был парализован, неспособен выдать новую мысль. Он заколотил кулаками по крышке стола, надрывные проклятия глухим эхом отдавались в доме. Мозг панически метался среди туманных и незначительных альтернатив.
Он мог позвонить в Штаты похитителям и предложить больше, чем им платит Эмбоа. Но они даже не будут его слушать.
Он мог полететь и освободить заложников сам. Но даже если у него хватит сил ворваться в дом у озера, будет слишком поздно.
Он мог известить местную полицию. Но если будет предпринята такая попытка, — первым, кто умрет, будут его жена и дочь.
Он мог прилететь в Рим и убить Эмбоа. Но и это не изменит судьбы его семьи. Эмбоа — единственный, кто может отсрочить исполнение приговора.
Трясущимися руками он плеснул полбокала коньяка и выпил залпом, как воду.
Он мог убить себя и покончить со всеми проблемами. Но его жена и дочь все равно останутся лицом к лицу с палачами. Он вверг их в этот ад. Поэтому он обязан оставаться живым, по крайней мере пока не исчерпает всех возможностей вызволить их.
Холлистер взглянул на часы. Самолету, несущему плутоний, оставалось еще два часа до Парижа и пять часов до Рима. Это можно было использовать, но надо действовать быстро. Связаться с Санчоном в Париже, найти его в аэропорту, если он уже выехал из дома. Пересадить Санчона на рейс в Рим. Аккуратно подменить багаж теперь не удастся. Придется проследить за девицей и ее багажом до самого отеля, если понадобится. Как–то надо заполучить ее чемодан до того, как она заглянет в него. Это грубо, но возможно. Чемоданы воруют каждый день.
Но прежде всего надо связаться с Эмбоа, объяснить изменения в процедуре доставки и заверить его в действенности изменившегося плана. Груз прибудет в Рим, а не в Париж. Это будет просто задержка на несколько часов. Всего только несколько часов, и Эмбоа получает свой груз. Ему придется дать распоряжение об отсрочке приговора. Он будет вынужден согласиться подождать, если вообще хочет получить свой плутоний. Только Мэхон и Холлистер знают личность носителя груза. Холлистер поднял трубку и заказал разговор с посольством Синобара в Риме.
Спустя тридцать минут Холлистер вернулся в машину с ясным и работающим как часы мозгом; его утомленное тело отзывалось на подбадривающее дуновение вечернего бриза. Эмбоа согласился на отсрочку. Санчон будет встречать его в Риме, чтобы последовать за девушкой и ее чемоданом. Эмбоа лично организует доставку с места передачи, но не позже, чем завтра в полдень.
Холлистер одолел последний поворот на горном спуске и лихим виражом вывел машину на шоссе к аэропорту Генуи.
В пассажирском салоне лицо человека в акваланге заполнило экран. Затем изображение растеклось. Камера отъехала. Стая пловцов, гротескно выглядевших в своих резиновых шкурах, угрожающе преследовала через весь экран одинокого пловца. Следы пузырьков сложились в название фильма — “Планета вод”.
— Бернадетта... — задумчиво повторил Спенсер. — Необычное имя. Какая–нибудь святая?
— Нет, — сказала девушка. — По песне.
Спенсер удивленно посмотрел на нее.
— “Песня Бернадетты”, — терпеливо пояснила девушка.
— Вы говорите о фильме?
— Да, или что это там было. Папа был так тронут им, что сделал предложение мамочке, во всяком случае, так гласит семейная легенда. Поэтому, когда после многих лет ожидания появилась я, они решили, что я вроде бы чудо и назвали меня Бернадеттой.
— Очень чувствительно, — с одобрением признал Спенсер.
— Да уж, конечно, — сказала девушка. — Кроме того факта, что когда они завершили со мной, им вроде бы больше нечего было ловить. Вот они и развелись. Как вы думаете, кто возился со мной?
Читать дальше