Александр Тамоников - По следу кровавого доктора

— Выкладывайте, товарищ майор, какое у нас задание, — проворчал Кобзарь. — Мы с узниками концлагерей не работаем. Постигать ценности национал-социализма тоже нет желания. Вас дважды вызывали в армейский отдел. Вы с полковником Максименко такие загадочные ходили.

— Задание довольно несвойственное для нас, — признался Никольский. — Но работать с контингентом и подсчитывать жертвы кровавого режима нас никто не заставляет. При лагере имелась крупная научно-медицинская лаборатория, где садисты в белых халатах с высшим образованием ставили опыты на людях. Материала у них хватало на любой вкус. Слава о медиках этого заведения шагнула далеко за пределы Польши. Сюда приезжали специалисты для консультаций чуть не со всего рейха, набирались опыта. Нас интересует единственная фигура, некий доктор медицинских наук, по совместительству штандартенфюрер СС Клаус Мендель. Он руководил здешней научно-исследовательской базой, проводил опыты в течение трех лет. Лично загубил не одну тысячу жизней. Нам поручено уточнить сферу его деятельности и возможное местонахождение. По данным местных агентов, имеющих отношение к концлагерю, еще вчера утром Мендель был здесь, утилизировал документацию.

— Да сбежал, чего ему тут сидеть, — заявил Булыгин. — Как почувствовал опасность, сразу ноги унес. Уж его-то в Берлине встретят с распростертыми объятиями.

— Кстати, совсем не обязательно, что удрал, — задумчиво проговорил Игорь Кобзарь. — Наши под Горицей и Любавью вчера прорвали фронт, продвинулись на двадцать километров и перекрыли автодорогу, идущую на запад. Если Мендель проканителился тут, то хрен он прорвется к своим. Даже в штатском, все равно задержат.

— Остался в районе — хорошо, удрал — все равно поймаем. Столь одиозные личности даже нашим западным союзникам ни к чему. Они им — только репутацию портить. Как бы то ни было, мы должны собрать как можно больше информации об этом субъекте, — сказал Павел.

— Что о нем известно? — спросил Еремеев, усмиривший желание опустошить желудок.

— Он молодой, тридцать три года, юное дарование, так сказать. — Павел поморщился. — Имеет медицинское образование, степень доктора наук. Возглавлял кафедру Института антропологии, генетики человека и евгеники имени кайзера Вильгельма. Там же недолгое время преподавал. Специалист широкого профиля. Проводил эксперименты по созданию, так сказать, людей будущего, истинных, незамутненных арийцев. Занимался евгеникой — наукой, изучающей наследственность. Ставил такие опыты, что кровь в жилах стынет. Вполне благообразный молодой человек, кукольной, можно сказать, внешности. Воспитан, учтив, интеллигентен, имеет блестящее образование, эрудит во многих сферах. Общение с ним, по отзывам людей, знающих его, оставляет только приятное впечатление. Никогда не кричит, всегда любезен, способен поддержать беседу на любые темы.

— Неужели? — пробормотал Кобзарь. — И такого душку мы собираемся ловить?

— Именно, — подтвердил Павел. — И жестоко наказать за организацию массовых убийств, какими бы высокими научными целями они ни прикрывались. Кстати, детей и женщин он убивал тоже с учтивой улыбкой и неистощимой любезностью. Мендель женат, имеет двоих детей. Семья проживает в Потсдаме, пригороде Берлина. Говорят, он постоянно высылал им из лагеря подарки.

— Нет, сейчас меня точно стошнит, — заявил Еремеев. — Товарищ майор, не уезжайте никуда, я скоро. — Он засеменил за угол.

— Да уж, это ему не за роялем, — с усмешкой проговорил Игорь, провожая взглядом товарища.

— За каким роялем? — не понял Никольский.

— А вы не знали? — удивился Кобзарь. — Открою вам тайну, товарищ майор. Наш Виталька музыкальную школу посещал. Потом, правда, бросил, в милицию подался. Но на рояле лабать очень даже может. И Рахманинова, и одесский блатняк, и все, что захотите. Слух у него очень нежный, музыкальный. Только не любит он об этом говорить, стесняется. Какое-то непролетарское занятие.

— Всех нас в молодости по сторонам бросало, — сказал Булыгин. — Я вот, как и этот Мендель, в медицинский институт поступил. Мама дорогая, за первый год все кости человека наизусть выучил. Их миллион, отбарабанить хоть ночью мог. Потом, правда, бросил. Муть мутная, не мое. — Он содрогнулся. — Недавно проезжали мимо той горы, что у полотна свалена, а у меня как начало сверкать в башке. Ничего поделать не мог! Вот это малоберцовая кость, подвздошная, седалищная, патернальная клиновидная. Словно с ума сходил, потом вроде отпустило.