Александр Тамоников - Один против Абвера

Что-то было не так в деле крота из города Ненашева. Алексей допускал, что агентом был Чаплыгин, и все же у него оставались сомнения в этом. Рацию так и не нашли, хотя искали долго и упорно. Очень уж вовремя он погиб. Буквально за минуту до захвата. Ведь признался бы во всем, окажись в застенках контрразведки. Там и не таким упертым развязывали язык.

Но к чему сейчас эти размышления? Поезд ушел, сомнения к делу не подошьешь. С той злосчастной ночи произошла масса событий! Участников разбросало, война докатилась до Европы.

Прошлое забывалось, зарастало плесенью. Туманились, отступали на задний план лица Генки Казначеева и Женьки Левторовича. Медицина не отпускала Алексея из своих липких объятий. Его физическое состояние напоминало погоду в России — то снег, то зной. Он ходил с усилием, но виду не подавал. Осень сорок четвертого перетекала в зиму, а капитан Саблин по-прежнему давил больничную койку. Сам понимал — не боец.

После очередного кризиса над ним склонилась женщина в белом халате. Сначала он решил, что это ангел, пробил его час. Потом задумался. Раз бога нет, то откуда эта прелесть?

— Я ваш новый врач-невропатолог Топоркова Варвара Семеновна. — У этой женщины был тихий, грустный голос. — Я окончила мединститут в Казани, получила звание лейтенанта. На фронт, к сожалению, меня не пускают, хотя я уже несколько раз писала рапорты. Работала терапевтом, теперь вот получила новую должность.

У нее были стриженые пепельные волосы, грустные глаза, миловидное личико, да и фигурка что надо.

Кровь хлынула в голову Алексея, он как-то ожил, занервничал.

— Никакого фронта, Варвара Семеновна, там есть кому погибать… тьфу, воевать.

Случилось странное. Он влюбился как мальчишка. Но виду не подавал, вел себя сдержанно, что было правильно. Варвара Семеновна стала для него именно тем, что нужно было для полного выздоровления. Стимул, побудительный мотив!

Она каждый день приходила в палату, осматривала его, приглашала в кабинет на лечение. Туда всегда выстраивались очереди, но он проходил как блатной.

А потом Варя вдруг и сама зачастила к нему. Входила вся такая застенчивая, смущалась, когда соседи Алексея по палате понятливо хихикали, делала вид, что строго по делу. Потом призналась: ей просто надо было увидеть его, знать, что с ним все в порядке.

Они гуляли по парку, не обращая внимания на холод, сырость и метель. С каждым разом уходили все дальше, прочь от людей, от их ухмылок. Она держала Алексея под руку, прижималась к нему, и его распирали потрясающие чувства. Он стремительно выздоравливал.

Под Новый год они уединились в сестринской комнате. Все произошло само. Она льнула к нему, щурилась от блаженства. Вся такая родная, близкая, аж дух захватывало.

Почему всего этого не было раньше? А вдруг он ее потеряет? При мысли об этом его охватывал дикий страх.

Любовные отношения не препятствовали осмотрам, процедурам, приему препаратов, об эффективности которых он даже не задумывался. Алексей по-прежнему рвался на фронт, но жутко не хотел расставаться с Варварой.

Документы на выписку были готовы к концу января. Вердикт: частично годен к военной службе. Бегать и прыгать крайне осторожно, с горы кубарем не катиться. Севшее зрение, слабые кости, проблемы с головой, подверженной изматывающим болям. А в остальном, прекрасная маркиза…

Их расставание было муторным, щемящим. Они долго не могли оторваться друг от друга.

Вскоре Варя написала ему, что ее рапорт был удовлетворен. Она отправилась на 3-й Белорусский фронт маршала Василевского. Он угодил на 1-й Украинский Конева.

Полковник Гробов к этому времени вырос до генерал-майора, возглавлял армейское управление контрразведки СМЕРШ.

— Я к вам, товарищ генерал-майор, — объявил Саблин, вторгаясь в кабинет.

— Призрак из прошлого явился. Страсти-то какие! — Гробов чуть не перекрестился.

— Так точно, товарищ генерал-майор. Налицо бесовщина и сатанизм. Прибыл в ваше распоряжение, готов служить верой и правдой. Надеюсь, подкинете непыльную работку?

— Добился все-таки своего, успел до конца войны, — с одобрением проговорил Гробов. — Ну и на какую непыльную работку прикажешь тебя пристроить? Ты же привидение ходячее. Дунь — развалишься.

Первые две недели капитан Саблин занимался кабинетной работой. Он перебирал пыльные бумажки, поступившие из гестапо и немецкой военной разведки.

Но советские тылы кишели шпионами и диверсантами. Саблину пришлось расстаться с этой канцелярией. Он постепенно выходил на прежний уровень, провел несколько операций по обезвреживанию вражеских групп, взял радиста, зачем-то забравшегося на колокольню.