Александр Тамоников - Один против Абвера

Та поколебалась, взяла деньги, быстро пересчитала их и изумленно уставилась на щедрого офицера.

«Перебор», — оценил Алексей и еще разок приветливо улыбнулся.

— Ты где их взял, командир? — пробормотал Семашко.

— На Принц-Альбрехтштрассе выдали, — буркнул Саблин.

На помянутой улице в центре Берлина располагалось Главное управление имперской безопасности (РСХА), в ведении которого с сорок четвертого года числилась военная разведка.

Пожилая немка быстро спрятала наличность в карман фартука, промямлила, что сейчас вернется, и удалилась в заднее помещение.

Офицерам что-то подсказывало, что она не держит там зенитную пушку. Но автоматы они на всякий случай держали под рукой.

Старушка отсутствовала недолго. Она принесла две белые булки непривычной формы и сомнительной свежести, бутылку молока, палку колбасы и четверть сырной головы.

Оперативники вежливо поблагодарили ее и покинули магазин. У машины они жадно уплетали еду, запивали ее кисловатым молоком.

— Нас не отравили? — на всякий случай спросил Хомчик.

— Пусть только попробуют, — пробормотал с набитым ртом Семашко и показал мощный мозолистый кулак, символизирующий, видимо, справедливое пролетарское возмездие.

На сытый желудок и птички в лесу пели веселее, и дома выглядели не такими ободранными. После сытного перекуса трое задымили. Некурящий Хомчик обреченно вздохнул и отошел подальше.

— Послушайте, товарищ капитан, а где вы деньги фашистские взяли? — полюбопытствовал Черкасов. — Хотя догадываюсь. Обыск в канцелярии пехотной дивизии. Там еще лежал генерал в парадном мундире.

— А разве эти деньги действительны? — спросил Семашко.

— Нет, — ответил Алексей.

— Тогда что на них купишь?

— Так ведь купили же.

Оперативники засмеялись.

— Кстати, товарищ капитан, насчет Принц-Альбрехтштрассе, — сказал Хомчик, вернувшийся к товарищам. — Вы, конечно, стреляный воробей, все такое. Мы-то понимаем, что вы образно, и все же будьте осторожнее с подобными шуточками. Не все понимают юмор бывалых контрразведчиков. Попадется вам однажды недалекий, прямолинейный и очень принципиальный следователь. Оглянуться не успеете, как станете немецким агентом.

— Так нет больше денег. — Саблин развел руками. — Все на ваше пропитание потратил.

Два офицера опять курили, а он сидел в машине, закрыв глаза, и пережидал, пока уймется дежурный приступ головной боли. Алексей больше не боялся ни своих, ни чужих. Он устал, хотел закончить войну, как-нибудь выжить, а потом что будет, то и будет.

Капитан Саблин и так потерял полтора года. Куда уж больше?

Солдаты оперативно вытащили его и Пустового с минного поля, сразу доставили в госпиталь. Благо машина была под рукой. Там врачи хотя бы кровотечение остановили.

Но всего этого он не помнил. Алексей три недели провалялся в коме, а потом заново учился говорить, есть, двигать конечностями. Сознание возвращалось к нему клочками, память — обрывками.

Мина разорвалась в десяти метрах, удар приняла левая сторона его тела. Он ничем не отличался от трупа, но Всевышний все же повременил с переселением капитана контрразведки из этого мира в иной. Низкий поклон ему за это!

Пустовому доктора ампутировали обе ноги. Одну по колено, вторую — еще выше. Тоже неделя без сознания, потом привыкал, смирялся, выл в подушку, высказывал неподобающие мысли о сведении счетов с жизнью.

Все это Алексей узнал гораздо позже. Сам он угодил в Калинин, где хирурги трудились над ним со всем тщанием. Три осколка, и ведь как-то выжил! Первый прошел вскользь, зацепил верхушку височной кости, срезал волосы, кожу, раскроил череп на ограниченном участке. Второй пронзил бок, переломал ребра, застрял в легком. Третий — в бедре.

Врачи вытаскивали из него эти осколки, сшивали мышцы, сухожилия, удалили часть легкого. Он не различал и не узнавал людей, склоняющихся над ним, не понимал, о чем они говорят. Алексей не мог даже вспомнить, кто он такой. Память его представляла чистый лист, мятый и жеваный. Сознание было ватным, в нем ничего не удерживалось. Координация движений хромала вследствие повреждения мозжечка, голова кружилась даже в лежачем состоянии.

Советские войска уходили на запад. Город Калинин, в котором располагался офицерский госпиталь, превратился в глубокий тыл.

Алексей потихоньку начинал ориентироваться, что-то вспоминал, читал книги. Но тут же последовало еще одно потрясение — частичная парализация правых конечностей, так называемый порез, выражаясь научным языком. Он собирался встать, и вдруг такое несчастье.