Евгений Сухов - Резидент

— Ты мне вот что скажи, кто тебе такие документы надежные выправил? Ты у них на особом счету, что ли? Не каждому такие выправляют.

— Не каждому, — охотно согласился Кривошеев. — Первый раз, когда меня забросили, так у меня не такие надежные были. Перед второй заброской документы мне уже в техническом отделе изготовили. Там у них отменные специалисты.

— Куда тебя забросили в первый раз?

— Под Воронеж. Пробыл недолго, всего лишь неделю.

— Что там делал?

— Следил за передвижением военных частей в прифронтовой зоне.

— А во вторую командировку куда?

— Под Курск. Немцы чувствовали, что готовится что-то серьезное. Вот я целый месяц на железнодорожной станции путейщиком проработал.

— Кто конкретно делал для тебя последние документы?

— Какой-то уголовник… Прежде он занимался изготовлением фальшивых документов. Пару раз с ним в курилке сталкивался… Как-то он обмолвился, что в прежнее время у него клиентура была по всему Советскому Союзу.

— Редкий мастер, значит?

— Получается, что так.

— А он почему стал служить немцам?

— Когда немцы вошли в Минск, он находился в следственном изоляторе. Рассказывал, что уже в камеру вошли, чтобы его расстрелять, да тут бомба шарахнула! Надзирателей всех поубивало, а ему ничего. В общем, повезло! На войне так случается. Из-под обломков выбрался и домой пошел. А потом немцы его отловили, он же стриженый был, думали, что красноармеец. Хотели его в лагерь для военнопленных отправить, так он сказал, что обычный уголовник, занимался изготовлением фальшивых документов, вот его абвер и привлек к работе.

— Как фамилия этого уголовника?

— Фамилия Федосеев, звали Петр. Но, скорее всего, имя и фамилия вымышленные. У немцев он в большой чести. За консультацией к нему даже из других школ приезжают.

— Какое у тебя было задание?

— Сначала должен был легализоваться в банно-прачечном отряде, — ответил Кривошеев. — Там особой проверки не требуется.

— Что думал делать дальше? После того как пройдешь легализацию?

— До войны я парикмахером работал, курсы даже специальные заканчивал. У меня и клиентура своя была. Чаевые хорошие получал… Жить можно было, не бедствовал. Начинал я еще в армии стричь. Парикмахера тогда не нашлось, вот старшина и указал на меня: «Парикмахером будешь! Вот тебе рота бойцов! Учись!» Пришлось заняться… Как-то приноровился. Служба была несложная, обычно всех бойцов «под ноль» стрижешь! А вот офицеров полагается стричь как положено, чтобы на голове волосы оставались и чтобы стрижка была приличная. В абвере мне рекомендовали проявить свое мастерство перед каким-нибудь старшим офицером, может, он и в ординарцы потом к себе возьмет. Каждый из них ведь любит хорошо выглядеть, чтобы ему рожу брили, а еще чтобы прическа была красивой и аккуратной.

— Хм, хитро придумано. Теперь давай поговорим о третьем попутчике.

— Может, папироской угостите… А то без курева совсем тошно, — посуровев, сказал Кривошеев. — Тут я одного выздоравливающего попросил чинарик мне оставить, а он мне говорит: «Мне для тебя только пули не жалко!» Вот такие у меня соседи.

— А что ты хотел? — хмыкнул Тимофей и вытащил дюралевый портсигар, сделанный из обшивки самолета, такие вещички на войне в цене. Щелкнул миниатюрным замком и вытащил папироску. — Никто с предателями церемониться не станет. То, что можно простить немцу — все-таки приказ выполняли, под пули шли, — никогда не простят предателю!

— Знаю я это… Так что с табачком-то?

Тимофей протянул папиросу, чиркнул зажигалкой. Стиснув папиросу зубами, Кривошеев потянулся к крохотному огоньку. Крепко и очень сладко затянулся. Было видно, что папироса пришлась ему по нраву, глаза от удовольствия сузились, как у кота, греющегося на весеннем солнышке.

Пусть подумает, соберется с мыслями. Глядишь, поразговорчивее станет.

— Знаю я третьего, — выдохнул наконец Кривошеев, — нас свели на последнем этапе подготовки. Псевдоним у него Бондарь. Как его зовут на самом деле, я не знаю. У командования он на особом счету, много раз бывал за линией фронта. Имеет офицерское звание гауптштурмфюрер. До войны окончил диверсионно-разведывательную школу «Краков» при Абверштелле. Школа комплектовалась практически из одних украинцев, настроенных отрицательно к советской власти. Случайно или нарочно, не знаю, обмолвился о том, что перед самой войной был заброшен на территорию Советского Союза для подрывной деятельности и легализовался в одном из воинских подразделений.