Александр Тамоников - Пуля для карателя

Становилось не по себе — стальная удавка сжималась у горла. Он считал, что неплохо поработал в должности гауптмана. Удалось скомпрометировать руководство Восточно-мусульманского полка СС — за день до того, как его собрались перебросить на правый берег Вислы. Передислокацию отменили, часть наводнили дознаватели из СД. Дважды он путал карты частям 9-й армии, наносящим контрудары из северных предместий, по его дезинформации попал в «котел» под Ждалиным и прекратил существование усиленный САУ штурмовой егерский батальон. Целый выводок агентов абвера, заброшенных в тыл 1-го Белорусского фронта, не добрался до назначения, кто-то сгинул в болоте, других постреляли поджидавшие их солдаты войск НКВД по охране тыла действующей армии…

Его присутствие в Варшаве уже не играло роли — да и рацией он пожертвовал. Бойцы «РОНА» закончили осмотр и возвращались не солоно хлебавши. Сквер они заблокируют, это ясно. Иван решил рискнуть — сделал лицо «ящиком» и вышел из сквера. Размеренным шагом, помахивая сигаретой, он двинулся по тротуару в сторону улицы Ольбрыхской. Небрежно козырнул мотоциклистам, которые без интереса на него пялились и тоже козырнули. Слава всем богам, что без интереса! Обычный патруль, не имеющий отношения к тем, что сзади…

Он перебежал дорогу под носом вяло ползущего тягача, свернул в ближайший переулок, снова свернул, вышел на улицу Светаевскую, где стояли относительно целые дома и территория контролировалась частями фон дем Баха. Район не самый престижный, но тихий. За оконными переплетами тоскливо пиликала губная гармошка — последняя отрада немецкого солдата. Понуро висели в настенных держателях нацистские знамена. На стенах листовки, извещающие о комендантском часе и ужасе, последующем для тех, кто его нарушит. По краю проезжей части шли пехотинцы с серыми от усталости лицами. Бренчали полупустые патронташи, покачивались за спинами саперные лопатки. В пустых глазах солдат сквозило равнодушие. «Восстание подавят, — мысленно усмехнулся Иван, — но что потом делать с долбящейся в ворота Красной армией?» Он дождался, пока проследует пехота, снова перешел дорогу, свернул в глухую подворотню, проход в которую преграждала стальная решетка. Вернее, когда-то преграждала, а теперь калитка болталась на одной петле. Вошел во двор, обогнул воронку, приблизился к высокому крыльцу пятиэтажного жилого дома. Здесь никто не жил, хотя дом в целом сохранился. Эсэсовцы формировали «зону безопасности» и тех, кого не расстреляли, просто выгнали. Стены покрывались трещинами, обрушивалась кладка.

Подобное убежище имелось, наверное, у каждого сотрудника разведки — и не важно, на чью сторону он работал. Укромная квартира, где можно отсидеться, пережить пару-тройку неприятных часов или вообще раствориться в окружающем пространстве до «судного дня». Майору советской контрразведки требовалось время, чтобы подумать, проложить маршрут. Он вошел в подъезд, стараясь не хлопать дверью (так можно весь дом обрушить), поднялся по просевшей лестнице. Перила болтались, стены покрывались разводами трещин, теряли штукатурку. Он постоял у окна на площадке между этажами — «хвост» не тянулся. Об этой квартире никто не знал — во всяком случае, он на это надеялся. Поскрипывала крошка под ногами. Иван поднялся в глухой тишине, стараясь не чихать от обложившей носоглотку пыли. Одна из дверей на втором этаже выглядела прочно. Он извлек ключ, вставил в скважину. Пришлось применить усилие, чтобы оживить проржавевший замок. В квартире пахло плесенью, поскрипывал пол под ногами. Высокие потолки, но небольшие комнаты — эти квартиры неуловимо напоминали московские. В паре окон сохранились стекла. Из стен вываливался утеплитель, с потолка свешивалась какая-то труха. Все горизонтальные поверхности покрывал толстый слой пыли. На мебель было жалко смотреть. Но затертая тахта манила, как двуспальная постель. Он стащил с себя ранец, лег, с наслаждением вытянул ноги. Лениво подумал: между рамами лежит сверток с соленым мясом — если птицы не склевали, надо забрать…

Иван не собирался спать. Просто отдохнуть, привести в порядок мысли. Он таращился на люстру, с которой свисали сопли штукатурки, пытался активизировать мыслительный процесс. Свои дела он, в принципе, сделал, и вряд ли у контрразведки, когда он вернется, возникнут к нему претензии. Хотя кто их знает… Все было очень странно, ареста у своих боялись больше, чем провала у немцев. Но это пока не важно. Группа Каляжного ушла в Жолибож… У Шитова не было причин обманывать. И в суть задания Каляжного тот был посвящен. Благодаря безграмотному планированию мятежа генералы Армии Крайовой подставили всех: себя, своих бойцов, мирное население, а также подпольные группы левого толка, лояльные Советскому Союзу. В Варшаве находились несколько видных персон, заочно назначенных на важные роли в будущем польском правительстве. Эти люди пользовались авторитетом, могли сыграть ключевую роль в послевоенном устройстве Польши. Подобных фигур на политической арене было немного. Учитывая отношение большинства поляков к Советскому Союзу, это было важно. Насколько представлялось, речь шла о профессиональных подпольщиках Кшиштофе Хаштынском и Фабиуше Крынкевиче. Оба жили и работали в Варшаве — на конспиративных квартирах. Иногда выезжали из города, но неизменно возвращались. Издавали листовки, агитировали людей, создавали разветвленную подпольную сеть. Фашистам гадили, но в меру, чтобы не вызвать ответные действия с массовыми казнями. И вдруг восстание — как снег на голову. Кольцо мятежников вокруг Жолибожа — плюс внешнее кольцо, из карателей. Коммунисты-подпольщики — враги и для тех, и для этих. Как-то выкручивались, ушли в глухое подполье (и в буквальном смысле), слали нарочных за кордоны, прося вытащить — какой от них прок в этом подполье? К тому же Фабиуш Крынкевич (самый молодой в этой парочке) был близким родственником Петра Ярошевича — заместителя командующего 1-й Польской армии по политчасти.