— Короче, к нам обратились одни люди — солидные бизнесмены, — пожелавшие вложить деньги в кино. Им понравился наш первый фильм, и я встретился с ними и рассказал, какой у нас есть замечательный сценарий и кого планируется пригласить на роли, и они заинтересовались — вот и пришлось нанять людей, чтобы в срочном порядке подготовить им все бумаги, бюджет и все остальное.
— К кому это “к нам”, Боб? Я почему-то думала, что совладельцы студии — это мы с Юджином и ты, или я что-то забыла?
— Все так, Олли, — я имел в виду — ко мне. Я как раз хотел тебе позвонить, чтобы все обговорить, а тут ты мне позвонила. Я очень беспокоился за тебя, ты же знаешь — не хотел тревожить попусту, ведь у тебя столько проблем. Тем более что пока все под вопросом — и до окончательного решения еще далеко.
Я сразу поняла все. Он пришел к выводу, что со мной связываться стремно, и решил пойти другим путем. Славу за наш первый фильм все равно он взял себе — кто знает, что сценарий и деньги дали мы с Корейцем? И видно, нашел инвесторов — он уже не раз заикался на эту тему, просто речь шла о том, что часть суммы — их и часть — наша, большая часть, — и теперь хочет по моему сценарию сделать кино, к которому я уже отношения иметь не буду. И так он вытеснит меня, и, случись что со мной, арестуй меня ФБР, студия как бы и ни при чем, всегда можно сказать, что ко второму фильму я отношения не имела, никаких бумаг не подписывала, так что он не мафиозен и абсолютно чист.
— Неужели они готовы дать пятьдесят миллионов, Боб? — спрашиваю с деланным удивлением, уже начиная подозревать, что он, пользуясь моей фамилией, еще и наши деньги туда хочет вложить, полностью либо частично. Ведь были же у меня подозрения — и вот теперь они подтверждаются. И мне, достаточно жесткой и циничной, знающей уже, что такое предательство, знающей, в какой стране я живу и какие здесь принципы, все же становится очень неприятно. Хотя бы из-за того, что без нас бы Мартен хрен поднялся — а теперь снимает сливки и вдобавок хочет забрать себе все, что принадлежит нам. Если бы он мне честно сказал, что лучше бы я отошла от дел, потому что надо работать дальше, надо развивать успех, и мне бы лучше забрать свои деньги, я бы согласилась, потому что он был бы прав. Или сказал бы, что мы с Корейцем не должны ничего вкладывать, но, как совладельцы студии, получим долю от проекта — проявляя понимание и уважение ко мне — это было бы еще нормально. Но похоже, что он отчетливо видит, что я в серьезной беде, — и не воспользоваться этим для него просто грех.
— Да, скорей всего.
— И не требуют войти в число совладельцев или основать новую студию? Щедрые же у тебя инвесторы, Боб…
— Да, да, они деловые люди, сознают, с кем имеют дело. Ты пойми, Олли, — тебе надо отдохнуть, мы снимем этот фильм, вся прибыль студии будет поделена согласно нашему договору, и ты получишь приличную сумму как сценарист. Вернее, как соавтор сценария.
— Разве я давала согласие на внесение изменений, Боб?
— Нет, конечно нет. Но ты же знаешь, что это необходимо, что у нас свои сценаристы, которые…
— Я так понимаю, что ты, в любом случае, планировал согласовать все со мной, верно, Боб?
— Ну конечно, Олли, разве может быть иначе — мы же партнеры!
Да, твою мать, мы партнеры — и цену нашему партнерству я вижу. Но, несмотря на то что все мои вопросы были очень серьезными, задавала я их относительно мягко — опасаясь, что, может, я и в самом деле что-то понимаю неверно, и отталкивать его мне не хотелось: все-таки еще ты с ним завязался, и для нас с Корейцем это был единственный деловой партнер и просто хороший знакомый, и именно он нас выводил старательно в голливудский свет. И с Диком он мне помог — можно было бы сказать, что именно он подтолкнул меня под этого самого Дика лечь, но ложилась-то я сама.
И потому я разговор увела в сторону — решив, что время по-настоящему решительных вопросов еще не пришло, хватит с него того, что услышал, — и так уже надоело кивать в ответ на его заверения, что человек в моем кабинете оказался случайно и через десять минут его там не будет, что мне необходим тайм-аут после всех этих проблем и он ждет, что через месяц я подключусь к работе, и все такое. Кивала — думая, что будь на моем месте американец, он бы вел себя по-другому, особенно из-за кабинета, священного и неприкосновенного места, посягновение на которое может быть приравнено к смертельному оскорблению.
— Кстати, никак не могу найти Дика, — пожаловалась деланно, сменяя тему. — Звоню ему по всем телефонам каждый день — но мобильный не отвечает, а в офисе в Вашингтоне то секретарша, то помощник уверяют, что он мне перезвонит, — и никакого результата.
Читать дальше