Анна Оранская - Хождение по трупам

— Да пиццы захотелось, — ответил Рэй, притормаживая у заведения с вывеской “Уайлдфлор пицца”. — Любишь пиццу? Здесь ее готовят как нигде!

— И стоило ради пиццы ехать в Санта-Монику?.. — удивилась я, ничего не понимая — увидя, где находимся, потому что были мы здесь с Юджином. Это пригород Лос-Анджелеса, и, естественно, автономный, как и многие районы Эл-Эй. Бель Эйр, кстати, тоже автономный район, хотя мне сложно это понять, это все равно что Солнцево или Чертаново объявило бы о своей автономии от Москвы. Короче, я здесь была — и ничего такого не увидела. Ладно там престижный Малибу или городок культуристов Венис, а в Санта-Монике никаких достопримечательностей, зато куча бродяг и нищих, которых, впрочем, никто не трогает, такие уж здесь нравы демократичные.

— …И зачем так гнать, словно куда-то опаздываем.

— Конечно опаздываем — сейчас уже девять, а ресторан до десяти!

Я пожала плечами, и мы вошли в зал, прошли сквозь него во внутренний дворик, патио, благо погода хорошая, и сели там, и пицца действительно оказалась супер.

— Представляешь, они тесто дважды в день замешивают, потому она здесь такая нежная всегда! — только и произнес он за то время, пока мы ели. И я пожала плечами, пытаясь внешне хотя бы разделить этот энтузиазм, и заказала капуччино после еды, и вот кофе меня по-настоящему порадовал, по-настоящему крепкий сделали, европейский.

— Так зачем ты меня сюда привез? — поинтересовалась я в который уже раз, когда мы расплатились и выходили из закрывающегося ресторана.

А еще через час мы вернулись после проведенной Рэем экскурсии, и сидели в уютном кафе все на той же Мэйн-стрит, неподалеку от пиццерии, в удобных кожаных креслах, под тихий джаз, наслаждаясь первоклассным кофе и пирожными, которых я точно не ела года два. А еще через час, ровно в двенадцать ночи, когда Рэй набрал номер и попросил соединить с комнатой восемь, взяла трубку и, услышав голос Ленчика, произнесла отчетливо и весомо:

— Базар есть. Ровно через два часа в Санта-Монике у причала. Не приедешь — про бабки забудь и лучше сваливай в Нью-Йорк, пока не вальнули. До встречи, братан!

— Думаешь он приедет? — задумчиво спросил Рэй, когда я положила трубку.

— Думаю что да, — ответила я так же задумчиво. — Не уверена, но думаю, что да. И еще думаю, что он будет здесь даже раньше — может, уже через час. Так что кофе лучше допивать и ехать на место.

— Куда ты торопишься, Олли? — удивился он так искренне, словно нам предстояло прихлопнуть скрученной в трубку газетой надоедливую муху. — Лучше расскажи мне еще о Европе — интересно, где мы с тобой будем через несколько дней…

Мне уже неинтересно — я уже это знаю, равнодушно позволяя этим положить меня на кровать, думая, что коленям все равно надо отдохнуть, и один садится мне на грудь, а один пристраивается между ножек, раздвигая их сильно и грубо. И не надоело им?

— Слышь, старшой, может в клуб ее сдадим — пусть бабки зарабатывает, у нее получится? — с идиотским смехом спрашивает кто-то. — А может, себе оставим — телка ничего, и чую, пое…аться любит. Возьмем с собой в Нью-Йорк — будет на улице работать и нас обслуживать, когда захотим.

— Из-за этой телки десять пацанов уже землю хавают, и нам могут ласты загнуть, — мрачно отвечает Ленчик, сидящий, видимо, неподалеку. — Я так думаю, что мусорки уже пробили, откуда пацаны и с кем работали — и бля буду, что уже ищут нас в Нью-Йорке, меня-то точно, чтобы за пацанов побазарить. Ты лучше сейчас ее е…и, во все дырки…

— Пока тебя на зоне негры раком не поставили, — вдруг встреваю в разговор неожиданно для себя и получаю пощечину увесистую под Ленчиков крик “По роже не бей!”, и снова член во рту, тут уже не до реплик, не задохнуться бы.

Да, мне уже неинтересно — через пару недель меня уже нигде не будет. Закопают? Утопят в океане? Просто бросят где-нибудь, предварительно изуродовав до неузнаваемости труп? Да нет, в океан, наверное, так удобнее. Задумываюсь и тут же опять отключаюсь — и я в Санта-Монике, и прохладная ночь вокруг, ночь с воскресенья на понедельник, и потому тихо и пусто…

…Тихо и пусто, и мы сидим в “Мустанге” метрах в пятистах от знаменитой пристани — знаменитой потому, что эти несколько деревянных мостков, построенных бог знает когда, во многих фильмах показывали — и я курю, пряча огонек сигары и наклоняясь, чтобы втянуть дым. Нас от пристани не видно — хитро встали, — а мы ее видим хорошо, особенно Рэй, потому что у него бинокль в руках или прибор ночного видения, я не разбираюсь в этом.