Анна Оранская - Хождение по трупам

И я просто на всякий случай подъехал к тому месту, где все вчера произошло — знаешь, есть такая теория, что убийцу тянет вернуться на место преступления, но в таком случае я бы должен был заезжать в достаточно большое количество мест, мне бы только и оставалось, что целыми днями колесить по городу — и увидел “Чероки” у клуба, и человека в нем на водительском сиденье. Ну и стал ждать, и вышел наконец тот, который главный, и они поехали, и я — за ними. Я ведь за ними ни разу не следил, когда был на “Мустанге”, — поэтому не опасался ничего, но такой ярко-красный цвет мог им примелькаться за время дороги. И в общем, мы ехали так, и в итоге они приезжают в совсем другой мотель, ставят машину и заходят в номер. Я проехал чуть дальше, а сам вернулся пешком, зашел в ресторанчик при мотеле, сел у окна, чтобы видна была их дверь — часа два сидел, но так никто и не вышел. Нам повезло — иначе пришлось бы их искать…

— И что теперь, Рэй?

— Давай съездим в одно место — на моей машине, хочу тебе кое-что показать…

И я не спрашивала ни о чем, зная о его любви к секретности, и, еще когда выходили из дома, рассказала ему про звонок Бейли.

— И когда улетаешь? — спросил он изменившимся голосом, и я сразу поняла все.

— Разве мы не вместе летим, мистер Мэттьюз? Разве не вы согласились в течение года быть моим телохранителем в Европе?

Рэй расцвел — мне, еще когда он задал вопрос, ясно стало, что он боится, что теперь, когда все решилось благополучно с ФБР, когда мне не нужна его помощь в нелегальном выезде из страны, не нужны поддельные документы, я могу счесть, что и он мне не нужен больше и могу уехать одна. И, в общем, мыслил он верно — действительно, для меня значимость его теперь кончалась сразу после расправы с Ленчиком. Уехать я могла без проблем, открыто, не сбегая, а насчет предложения побыть год моим телохранителем в Европе — так я его тогда сделала просто так, чтобы предложение мое звучало в целом как можно заманчивее.

К тому же я знала уже, что он в меня влюбился, и, судя по опрометчивому, дай бог, под воздействием момента высказанному предложению на мне жениться, чувства у него были серьезными — то есть абсолютно мне не нужные. Но после того что он сделал, оставить его здесь я не могла — хотя мне не был нужен рядом влюбленный в меня мужчина, которым я восхищалась, конечно, но которого не любила — у нас был просто такой короткий военно-полевой роман на время боевых действий, — да и одной бы мне было потом проще.

Точно сказала — военно-полевой роман. И когда война заканчивается, герой-освободитель не вписывается в мирную жизнь, кажется в ней иным, не таким, как на поле боя, лоховатым, некрасивым, дурацким. Начинает раздражать тем, что в повседневном бытии он совсем другой, и тем, что в гражданской одежде выглядит нелепо. Вспомнился рассказ Ирвина Шоу — того самого, который написал “Богач, бедняк” и много всего другого, — про то, как американка на австрийском курорте заводит роман с инструктором по горным лыжам, и он ей кажется верхом совершенства, он так фантастично смотрится на лыжах, так легко покоряет крутые склоны, так красив, и сексуален, и уверен в себе. И она, уезжая, со слезами оставляет ему свой телефон и адрес — и полгода спустя, снимая трубку, слышит, что ее герой завтра будет в Штатах. И она счастлива, хотя немного позабыла и про него, и про их отношения — и в аэропорту видит плохо одетого, неотесанного деревенского парня с обветренным лицом и жуткими манерами, и убегает, пока он ее не заметил.

Я другая, конечно, — я давно уже не наивна, знаю себе и людям цену и вижу, кто есть кто. Но тем не менее отчетливо увидела, что его беспокойство оправданно — что мне он и вправду уже не нужен. И тем не менее сказала себе, что телохранитель в Европе может пригодиться — не дай бог, тюменцы все же в курсе того, что происходит здесь, и узнают потом, что я уехала, и продолжат меня искать, все же сумму-то хотят вернуть немалую — и этой вот напускной практичностью прикрыла не слишком свойственные мне чувство благодарности, признательности, восхищения другим человеком.

— Так что мы летим вместе, мистер Мэттьюз — если я, конечно, уже не успела надоесть вам так, что не то что год, а даже месяц в моем обществе представляется вам адом, — добавила я с напускным и видимым кокетством. И чуть напряглась, когда он среагировал неадекватно — притормозил, выехав за ворота, посмотрел на меня пристально и серьезно, протянул руку, и погладил нежно по волосам, и помотал головой, по-прежнему глядя мне в глаза, явно желая, чтобы я прочитала в его взгляде как он относится ко мне.