Кирилл Казанцев - Месть длиннее жизни

— Света не у тебя? — Андрей прислушивался к фоновым звукам, но ничего подозрительного разобрать не мог. Решил поначалу, что девки его дурачат, Маринка врет как дышит, а Светка сидит рядом и хихикает в кулак.

— Ее. Здесь. Нет, — уже зло выпалила проснувшаяся Маринка, — ты русский язык понимаешь? Говорю — неделю…

— А помада? — Андрей хватался за соломинку, помада показалась ему важным аргументом, им нельзя пренебречь.

— А, шанелевская, — Маринка откровенно зевнула, — помню, цвет не мой. Не подошла. А что, Светы нет дома? А где она?

Сон у нее как рукой сняло, Андрей быстро попрощался и дал отбой. И сел на диван с телефоном в руках, голова снова разболелась так, будто гвоздь в переносицу воткнули, и оттуда дальше по всей черепушке. «Ничего себе». — Он откинулся на мягкую спинку, и тут на потолке крутанулось, полыхнуло огненно-рыжее колючее колесо, улетело за штору и там затаилось, послышался тихий писк, потом шорох множества маленьких когтистых лап. Андрей вскочил, огляделся, но ничего, разумеется, тут не было в квартире, кроме него — никого. Снова сел, уставился в стенку перед собой, в голове абсолютная пустота, ни одной здравой мысли, как найти Светку. Надо же что-то делать, куда-то идти, ехать, звонить. И тут телефон зазвонил сам.

Номер определился незнакомый, городской. Такие Андрей обычно сбрасывал, но тут ответил сразу: не будет настырный продажник и вымогатель звонить в четвертом часу утра. «Может, она телефон потеряла?» — мелькнула спасительная мысль, но голос в трубке оказался незнаком. Говорила женщина, судя по всему, очень уставшая или недовольная, фоном слышались еще чьи-то голоса и гулкие звуки, даже коротко вякнул спецсигнал, потом что-то зазвенело.

— Семнадцатая городская больница, — сказала женщина, — мне нужен Андрей Лавров.

— Это я.

В трубке раздался шорох бумаг, потом сухой стук клавиш. Потом мягкий стук, и фон голосов исчез.

— Ваша жена Светлана у нас, можете приезжать за ней…

— Что с ней? — Почему-то стало легче: Светка жива, известно, где она, а остальное пока неважно, потом разберемся.

Снова шорох и костяной стук, урчание принтера и недовольный чужой голос в трубке:

— Кровопотеря и выкидыш из-за передоза ЛСД. Забирайте свою наркоманку, нам места в палате для нормальных людей нужны.

Андрей и половины не понял, слова какие-то чудные: передоз, ЛСД. Только «наркоманка» было знакомо, мать недавно что-то такое говорила про жену сына ее подружки, кажется. Но Светка-то тут при чем?

— Наркоманку? — машинально повторил Андрей, и тетка на том конце выкрикнула:

— Да, это так и называется! Ваша жена ЛСД обожралась и ребенка потеряла. Эстеты хреновы, вы либо рожайте, либо «дурь» жрите, дебилы в пятом поколении.

Оказывается, это легко: привыкнуть, что твоя жизнь пошла прахом. Чувство, точно лбом в стенку уткнулся: родной, близкий человек за секунды сделался чужим, о будущем думать вообще не хотелось, до того беспросветным был каждый новый день, а квартира превратилась в гостиницу среднего пошиба вроде привокзальной ночлежки. Светка ничего не делала по дому: то отсиживалась в своей комнате, то пропадала где-то целыми днями. Они почти не встречались, а случайно столкнувшись, старались побыстрее проскочить мимо друг друга. Только мать Андрея никак не могла смириться с происходящим, приезжала каждый день, как сегодня, и все старалась выставить Светку из дома. Та отмалчивалась, чем приводила свекровь в ярость, и по всему было видно, что сейчас Светке действительно искренне плевать на оскорбления в свой адрес. Мать заводилась моментально, как и сейчас, например: из кухни слышался ее громкий голос, что вот-вот перейдет в крик.

— Убирайся, сию секунду! — орала мать. — Проваливай, дрянь! Я сейчас полицию вызову!

— Вызывайте, — спокойно возразила Светка, — и я обвиню вас в краже своих вещей. Ну, звоните, только сумку мою на место поставьте. Там деньги и банковские карточки.

Что-то звучно шмякнулось об пол, Андрей глубоко вдохнул, выдохнул и направился в кухню. Так долго продолжаться не может, надо заканчивать, мать права. Но и Светку вот так на улицу выгнать не получится, придется договариваться.

Та сидела на кухонном диване, скрестив ноги, и делала маникюр. Растрепанная, некрашенная, на правой скуле еще не зажила длинная ссадина, на локте желтый кровоподтек почти сошел, руки дрожат. Мельком глянула на Андрея и вернулась к своему занятию. Мать кинулась к сыну.

— Выкини ее отсюда! — прошипела она, — сейчас же, пока она дом не спалила.