Владимир Гриньков - Президент не может умереть

Полковник поднялся с кресла, хлопнув Хомутова по плечу:

— Не огорчайся. Все еще впереди.

Хомутов имел довольно мрачный вид.

— Может быть, нужна помощь? — спросил Гареев у Сулеми.

Тот подумал и покачал головой.

— Нет, мы, думаю, справимся.

Гареев опустил тяжелые веки.

— Но в целом — мы на верном пути. И побольше уверенности в себе, Хомутов! Ведь ты как-никак президент! Что это такое — изображаешь главу государства, выступающего с докладом, а голос тонкий и дрожит, как у подростка.

Хомутов взглянул на Сулеми. Тот улыбнулся в усы, покачал головой:

— Нет, товарищ Гареев. Голос у Павла сейчас все больше приближается к президентскому. Для этого он принимает специальные средства.

— Что за средства?

— Гормональные препараты.

— Вы не очень то с этим, — хмыкнул Гареев. — Голос голосом, а от этих таблеток еще, чего доброго, усы расти перестанут.

Все трое рассмеялись. Разговор был окончен.

— Да, я хотел спросить, — проговорил Хомутов. — В посольском городке кто-нибудь знает, где я нахожусь?

— Само собой, — Гареев посмотрел Хомутову в глаза. — Ты уже дома, вот что о тебе известно. Отбыл спецрейсом вместе с высоким гостем из Москвы.

Заметив, что Хомутов намерен что-то еще спросить, добавил, стараясь опередить вопрос:

— Это необходимо. Придется подчиниться обстоятельствам.

Он не желал больше говорить об этом и вышел, увлекая за собой Сулеми.

Хлопнула дверь, звонко щелкнул замок. Хомутов остался в одиночестве.

Сын одного из членов Политбюро, будучи в нетрезвом состоянии, при задержании оказал сопротивление и ранил милиционера. Невестка другого по возвращении из туристической поездки в Австралию предъявила на таможне товаров на сумму свыше трех тысяч долларов, хотя при выезде, судя по таможенной декларации, имела при себе сто двадцать один доллар. Внук третьего поддерживает контакты с лицами, склонными к употреблению наркотических средств. Ни в одном из случаев делу не был дан ход. Именно он, Шеф, позволил беззвучно погасить эти истории, сделав вид, что ему ничего не известно. Но все они, члены высшего синклита партии, знали, что он полностью информирован.

Он размышлял об этом, сидя за длинным столом карельской березы в зале, где обычно заседало Политбюро. Еще не все прибыли, оставались свободные места, и Шеф скользил рассеянным взглядом по лицам присутствующих.

Десять минут назад Генеральный сказал ему с глазу на глаз:

— Сегодня будет слушаться вопрос о предоставлении помощи Фархаду. Боюсь, однако, что твое предложение может не пройти. История с Афганистаном много напортила.

Шеф знал, о чем идет речь. Неделю назад душманы атаковали советскую военную колонну и полностью уничтожили ее. Обычно информация о подобных происшествиях занимала несколько строк в ежедневных обзорах, рассылаемых членам Политбюро. Но в этот раз кто-то переусердствовал — происшедшее подробно комментировалось, сводка сопровождалась цветными фотографиями, снятыми на месте разгрома колонны. Шеф видел эти снимки: развороченные грузовики, обгоревшие трупы с выколотыми глазами. Мальчики, не старше девятнадцати…

Снимки эти не могли возникнуть сами по себе. Кто-то разыгрывал свою партию, и первый ход сделан вполне грамотно. Шеф еще не знал, кто именно за этим стоит, но было ясно, что мало-помалу формируется оппозиция старому руководству, и эти люди склонны делать политику несколько иными средствами.

— Я полагаю, что руководство партии все-таки пойдет навстречу джебрайским товарищам, — сказал Шеф голосом, лишенным эмоций.

Генеральному незачем было предупреждать его о возможных сложностях. Всем им, сидящим за этим полированным столом, Шеф знал истинную цену. Знал он о них и такое, что позволяло ему смотреть им в глаза с холодной брезгливостью.

— Ну что, товарищи, будем начинать? — словно прожевывая каждое слово, сказал наконец генсек.

С речью у него не ладилось давно. Шеф знал, что Генеральному осталось немного — он имел на рабочем столе перечень лекарств, которые доставлялись для него из Швейцарии. Специалисты его ведомства, ознакомившись с перечнем, утверждали, что человек, которому эти лекарства предназначены, протянет полгода, в лучшем случае — год.

Разумеется, все сидящие в зале видели, что Генеральный стремительно дряхлеет, но у Шефа, в отличие от них, был козырь — он обладал подробнейшей информацией не только на Генерального, но и на всех присутствующих, и это ставило его в исключительные условия. Желающих занять место Генерального было немало, но желающих вступить в борьбу с Шефом — ни одного. Такая арифметика.