Владимир Гриньков - Президент не может умереть

Под утро снова заявился Овчаренко с инструкциями из Москвы. Предстояло объявить джебрайской стороне о гибели советской гражданки Песоцкой, в связи с чем посольству надлежало внести официальный протест, саму же Песоцкую, которая все еще не пришла в сознание, содержать под усиленной охраной на территории советского военного госпиталя, скрывая этот факт не только от джебрайской стороны, но и от сотрудников советского посольства.

Агафонов свой хлеб столько лет ел не зря, и всю комбинацию прозрел моментально. Москва была недовольна в последнее время Фархадом, он стал непредсказуем, многое позволял себе без консультаций с послом — а потому президента следовало одернуть. История с «убийством» советской гражданки годилась для этих целей как нельзя лучше. Агафонов заподозрил даже, что джебрайцы могли и не иметь никакого отношения к покушению, свои поработали, — но мыслью этой с Овчаренко не поделился, а без лишних вопросов предпринял те действия, которые были рекомендованы.

Поначалу никакой опасности он не видел — раненая была плоха и, по словам начальника госпиталя полковника Суркова, могла умереть в считанные часы. Такой исход — Агафонов понимал это — устраивал всех. Только начальник госпиталя беспокоился поначалу: с него спрос предстоял, но ему дали понять, что будет принята во внимание сложность данного случая.

Однако, вопреки ожиданиям, Людмила не умерла, и в один из дней Агафонова посетила ужасная мысль — а что, если все раскроется? Среди обслуживающего персонала госпиталя имеются джебрайцы, и совершенно очевидно, что среди них есть люди президента Фархада. Уязвленный резким протестом советской стороны, к тому времени тот вновь развязал боевые действия на севере страны, и если до него дойдет, что его грубо спровоцировали, обвели вокруг пальца…

Агафонов засуетился. Поняв, что стал заложником обстоятельств, он бросился к Овчаренко, но тот лишь равнодушно пожал плечами и посоветовал не волноваться понапрасну. Ему будто и невдомек было, что Фархад, если ложь раскроется, способен на самые непредсказуемые действия.

— Ее необходимо убрать отсюда! — шумел Агафонов, заламывая руки.

— Что значит — убрать? — переспрашивал Овчаренко, глядя равнодушно.

— В Союз!

— Каким образом? А если в тот момент, когда мы ее потащим в аэропорт, ее опознают? Вы себе представляете последствия?

Агафонов, разумеется, представлял.

— Но она не должна здесь находиться! Каждый день ее пребывания в госпитале — страшный риск!

— Кто же виноват в том, что она выжила? — иронизировал Овчаренко.

— А если ее состояние ухудшится? — предположил Агафонов с проснувшейся надеждой.

— Ну, теперь это вряд ли. Я слышал от Суркова, что она, напротив, быстро поправляется.

— Всякое бывает, — Агафонов настаивал, надеясь, что собеседник поймет.

Овчаренко мрачно усмехнулся, извлек откуда-то из недр массивного стола «Макарова», положил перед послом.

— В чем дело? — побагровел Агафонов.

— Ваша идея — вам и карты в руки, — проговорил Овчаренко насмешливо.

— Вы неправильно меня поняли, — посол бессильно откинулся.

— Бывает. Прошу извинить меня.

Овчаренко спрятал пистолет. Разговор был окончен.

Но продолжение вскоре последовало. Агафонову сообщили: Москва дает «добро» на эвакуацию Песоцкой в Союз — с соблюдением всех мер предосторожности. План был прост — на советском армейском автомобиле, не подлежащем досмотру на улицах Хедара, доставить женщину в столичный аэропорт, оттуда вертолетом переправить в Бергаш, на советский военный аэродром, и далее, армейским транспортом — в Союз.

Всю подготовку Овчаренко взял на себя, Агафонова даже не посвятили в подробности, и посол вновь испытывал чувство бессильной незащищенности — другие люди занимались делом, неблагоприятный исход которого мог стоить Агафонову головы. Он потерял сон и аппетит, начало пошаливать сердце, вдребезги разругался с женой из-за пустяка… Овчаренко же от каких-либо комментариев уклонялся, на все расспросы отвечал коротко: «Все делается по плану». Оставалось только Бога молить, чтобы все прошло гладко.

Четыре дня спустя Овчаренко явился к послу без приглашения и объявил, едва успев прикрыть за собой дверь:

— Операция завершена.

— Она в Союзе? — вскинулся Агафонов, чувствуя, как распрямляется спина, освобождаясь от невыносимого бремени.

— Да. Час назад мне сообщили — самолет приземлился на одном из аэродромов Подмосковья.