Иван Наумов - Балканский рубеж

Пришла боль, пришло понимание, пришла ясность ума.

Радо, беззвучно закричал Маевский, меня убили!

Человек бежал к самолету, унося на рукаве постылый шеврон. Не в силах пошевелиться, Маевский скосил глаза в сторону – и увидел Ее. Не просто оружие, а символ чести и доблести, самопожертвования и непримиримости.

Откуда-то взялись силы в руках. Маевский дотянулся до трехлинейки, за скобу спускового крючка потянул ее на себя, и винтовка упала ему на живот, царапнув ногу штыком. Лед в груди сменился на пламя, кипящую лаву, истекающую из тела.

Человек с шевроном уже был около трапа, когда Маевский справился с прикладом, коленом приподнял тяжеленный ствол и поймал мушкой широкую спину.

– Фитим, скорей! – распсиховался Штерн.

Самолет, снятый со стояночного тормоза, качнулся и подался вперед, проволочив трап на метр. Смук был уже рядом и протянул руку, чтобы взяться за поручень. Ветон стояла на палубе в двух шагах от двери, дожидаясь, когда он заберется внутрь.

В этот момент раздался гром, изо рта Смука хлестанула кровь, и он не поднялся по трапу, а свалился на него всем телом. Между его лопатками расплывалось темное пятно.

Самолет медленно двигался. Подножка трапа взборонила грунт. Смук уцепился за верхнюю ступень, посмотрел на застывшего над ним Штерна и протянул руку.

– Затаскивай его! – закричала Ветон, упала на колени, протягивая руку Фитиму.

Замешкавшись лишь на короткий миг, Штерн с размаху ударил ее прикладом в затылок, и Ветон распласталась на дюралевом полу.

– Прощай, Фитим, – сказал Штерн, взглянув Смуку в глаза, и ногой оттолкнул трап.

Самолет прибавил скорость и начал стремительный разгон, чтобы уложиться в отведенную на взлет тысячу метров.

Штерн широко расставил ноги, пригнулся, ласково погладил крышки контейнеров.

– Не все – но кое-что, да! – сказал он вслух, улыбаясь безумно и счастливо. – При форс-мажорных обстоятельствах – более чем достойный результат!..

Потом он перевел взгляд на бесчувственную Ветон, поднял ее за шиворот, отволок на пассажирское кресло. И стал разглядывать ее задумчиво, иногда чуть дергая головой вбок.

Самолет оторвался от полосы и круто взмыл над ущельем. Два десятка человек имели возможность разрядить магазин в кабину пилотов, крылья, топливные баки, белое брюхо. Но маленький и жирный белый крест в красном квадратике… Это же собственность Швейцарии, самой нейтральной страны, далекой от любых войн и насилия! И сплетенные сердечки! Все давно приучились к мысли, что это символ альтруизма, добра, протянутой руки помощи…

«Бомбардье» лег на левое крыло и взял курс к албанской границе.

Харкая кровью, Смук еще какое-то время пытался ползти вслед за Ветон. Увидев, что самолет Штерна взлетел, он сменил направление и попытался добраться до леса.

Смук успел переползти кювет, когда почувствовал присутствие человека. Смук перевернулся на спину и увидел над собой черный силуэт, опирающийся то ли на палку, то ли на посох. Смук сощурил глаза, попытался отползти.

– Помоги мне, брат! Эй! Ты из чьей группы? – сказал он по-албански. – Помоги своему командиру!..

Ответа не было. Человек шагнул ближе.

– Господин полицейский! Я ранен! – крикнул Смук по-сербски. – Мне нужна медицинская помощь! Я безоружен!

Илир наклонился над Смуком, рассматривая его как насекомое. Пулей Штерна косовару рассекло кожу на голове, половину лица залило кровью. Смук левой рукой выдернул из кобуры пистолет, но Илир ударил его по пальцам ногой, и пистолет отлетел в кусты.

Смук снова перешел на албанский:

– Вытащи меня, друг! Ты не представляешь, как я озолочу тебя!.. Да кто ты такой, урод?!

Смук почувствовал, как тяжелый башмак подошвой опускается на его грудь – точно так же он сам несколько минут назад обошелся с раненым часовым. Как же больно!!! Смук стонал и извивался, безуспешно пытаясь высвободиться из-под гнета.

А страшный окровавленный человек заговорил, и Смук узнал голос косовара, отнявшего у него «Слатину».

– Ты уже подарил мне Раковицу. Я не принимаю твой подарок.

Илир прислонил обломок срезанного пулей осинового ствола острым концом к груди нелюди, уничтожившей его мир.

– Пощади!!! – взмолился Смук.

Илир не услышал.

– Вечных мук тебе, Фитим Болла!

И всем весом вогнал кол в змеиное сердце.

Робин нарочито неспешно складывала личные вещи в безликую картонную коробку. За ее спиной нависал суровый и неразговорчивый охранник.