Иван Наумов - Балканский рубеж

– Редкая группа крови, – объяснил Штерн и, не замечая этого, чуть дернул головой вбок. – Редкая возможность закрыть разом столько позиций.

Он пальпировал живот Ясны, изучил расположение ребер, простучал грудину. Нанося ватной палочкой разметку йодом по ее животу и груди, Штерн думал о превратностях судьбы. Если бы Благович не оказалась в камере желтого дома, если бы вообще не приехала в Косово, то они могли бы встретиться где-то еще и совершенно при других обстоятельствах… Тот факт, что похищение Ясны из госпиталя произошло по его прямому и настоятельному запросу, как-то выпал из внимания Штерна. Планируя, в каком порядке будет извлекать материал, он вспомнил, как отдал Ясне фотографию из Белграда, и как кружил вокруг них фотограф, и…

Он уже взял в руки скальпель, когда с ужасающей четкостью в памяти всплыла движущаяся картинка: Благович легко сбегает по ступенькам к зеленому военному джипу с черными русскими номерами, а из окна джипа на него смотрит без улыбки военный в фуражке. И если поменять фуражку на бейсболку…

У Штерна затряслись руки, он отложил скальпель в сторону. Ветон недоумевающе смотрела, как он сдергивает стерильные перчатки.

– Мы оперируем? – спросила она.

– Мне нужен Фитим. Немедленно.

Когда Шаталов выплыл из тьмы в очередной раз, Бледного в комнате не было. Спиной к Шаталову над топчаном нагнулся человек в белом халате. Когда он выпрямился, в его руке мелькнул использованный шприц. Человек обернулся на Шаталова и молча вышел из комнаты. А на топчане осталась лежать спящая Ясна, прикрытая шерстяным одеялом. На ее щеке кто-то написал фломастером цифры «2» и «0».

– Ясна! – позвал он… – Ясна! – позвал он… – Ясна…

Шаталова утягивало в темные глубины, но он удержался на зыбкой грани – ничего не видя, не чувствуя тела, но по-прежнему не теряя себя. Ведь он нашел Ясну.

Пробуждение было болезненным и тошнотворным. Она не помнила ни своего имени, ни места, где находится, ни времени дня или года. Серая стена переходила в грязный потолок. Спине было холодно, а груди жарко и колюче. Она приподнялась, отчего все вокруг поплыло и зашаталось, оперлась на локоть, мутным взглядом обвела комнату.

Сначала она увидела огромную металлическую иглу и нанизанного на нее человека. Нет, не совсем. Блестящий штырь проходил у человека за спиной, и тот неестественно отвел руки назад, чтобы держаться за эту железку.

Ей никак не удавалось рассмотреть лицо человека, почему-то красное в нескольких местах. Человек пошевелился и посмотрел в ее сторону. Тогда она узнала Шаталова и вспомнила себя. Все остальное оставалось в тумане, но радость узнавания переполнила ее, отодвинула прочее на второй план.

Ясна улыбнулась и позвала:

– Андрьюша!..

Шаталов еле-еле покрутил головой, пытаясь показать Ясне, что нельзя этого говорить. Но она улыбалась, как пьяная, и повторила по-русски, уже громче:

– Андрьюша, любимый!

Размытая картинка постепенно сфокусировалась, и Ясна увидела, что они здесь не одни. Бородатый мужчина с властным лицом встал между ней и Андреем, улыбнулся доверительно, обратился к ней по-сербски:

– Как хорошо, что вы проснулись, Ясна! Теперь вы в безопасности. Ваш друг Андрьюша давно приехал из Москвы?

Ясна улыбалась в ответ по инерции, пока вглядывалась в лицо Смука и в оаковский шеврон у него на рукаве, пока к ней возвращалось ощущение тела, пока она ощупывала грубое шерстяное одеяло поверх голой кожи и жесткие доски топчана. Улыбка постепенно сошла с ее лица, и Ясна страшно, безнадежно, истошно закричала.

– Все, что я хотел услышать, – Смук вернулся к стоящим в дверях Штерну и Бледному, – я услышал. Спасибо за бдительность, доктор! Возвращайтесь к работе.

Штерн неуверенно кивнул и скрылся в коридоре.

– Видишь, как все упростилось, – сказал Смук Бледному, перейдя на албанский. – Андрьюша. Полное имя, кажется, Андрей. Узнай фамилию, звание, номер части, как пробрался в «Гнездо», с какой целью. Начнет опять упрямиться – разбери девку на части, думаю, это упростит беседу.

Смук поспешил к себе, ему было чем поделиться с Робин. Бледный за его спиной предупредил охранника:

– Сюда не соваться. Стой тут, никого не пускай. Я буду занят.

И дверь комнаты закрылась изнутри.

– Алло, Робин?

Ответил смутно знакомый голос, кажется, Кристофер:

– Робин вышла за сигаретами. Кто ее спрашивает?

– Это Саймон, друг из Цюриха. Мы вместе учились.