Валерий Примост - Приднестровский беспредел

На войне быстро ко всему привыкаешь. Землянка становится домом, окоп — офисом, автомат — частью тела. И однажды с удивлением замечаешь, что военная экзотика — вся эта пальба, оружие, специфичные законы существования — как-то незаметно превратилась в привычную и даже немного скучную повседневность, в быт. У одних это привыкание происходит быстро, другие остаются новичками немного дольше, но в конце концов бывалыми солдатами становятся все. Миха почувствовал себя старым окопным волком уже на следующее утро, выбравшись на свет Божий из землянки.

У него было свое место в землянке и в окопе, у него был автомат, у него было дело. «Я не чечако, — жизнерадостно думал он, — я не чечако. Я настоящий охотник на медведей!» Остальное казалось несущественным.

Даже к постоянному невидимому присутствию врага Миха в конце концов привык. Первое время это навязчивое соседство здорово раздражало его: уху чудились звуки чужого языка и звяканье оружия, глазу мерещились многочисленные силуэты на нижнем конце сада, даже обоняние, казалось, ощущает хэбэшно-брезентовый запах вражеской плоти. Миха так и ждал, что вот-вот тишину разорвет надсадный грохот артиллерии, и волна смуглолицых ублюдков в хаки с диким воем хлынет через бруствер. Он даже то и дело выглядывал из окопа наружу и долго с недоверием осматривался по сторонам. Но все было тихо и спокойно, и уже к обеду Миха привык и к румынам.

Покамест он еще не воспринимал их как людей из плоти и крови. Мысль о том, что в окопах за садом сидят такие же особи человеческого рода, которые так же боятся смерти, так же мерзнут, когда холодно, и голодают, когда нечего есть, казалась ему странной и просто не укладывалась в сознании. За садом были монстры, роботы, машины войны без страха и слабостей, пришедшие убивать. Вот в чем Миха был уверен на все сто, пока никто не убедил его в обратном.

Но после вчерашнего боя он твердо усвоил одну вещь: враг при всей своей нечеловеческой, ирреальной сущности не всесилен, уязвим и поэтому его можно и должно побеждать. Побеждать не только как тело, но и как волю, ум, нервы. Главное — уметь это делать. Осознание этой истины в один день превратило Миху из необстрелянного новичка в хорошего солдата. Потому что он понял саму сущность войны. Не той войны, которая неторопливо плывет за обитыми дермантином дверями штабов, на огромных стратегических картах, и даже не той, что хлещет с замызганных двухверсток в офицерских планшетах, а той, которая мечется и бурлит в чистом поле, где окоп против окопа, солдат против солдата, воля против воли, где побеждает только тот, кто не победить не может.

Это как в уличной драке, когда двое мальчишек сходятся не на жизнь, а насмерть. Кто первым зажмурится и начнет откидывать назад голову, тот проиграл.

И вдруг Миха понял, что это ему напоминает. АРМИЮ! Ту самую Советскую Армию, которая с армией Приднестровья не имеет ничего общего, кроме, может быть, военного антуража. Он даже привстал со своего матраса, забыв о дымящемся в пальцах окурке, настолько его захватила эта мысль. Все мироздание построено по принципу пирамиды! От пирамиды атомов, складывающихся во вселенную, до структурной пирамиды какого-нибудь подотдела санитарной очистки. И все законы мира, физические, социальные, моральные, в конце концов составляют один-единственный закон, в котором — все.

Так и законы армейского быта, скрытые механизмы взаимоотношений государств, неписанные правила противостояния солдат воюющих армий — все это складывается в один грубый, агрессивный, справедливый закон естественного отбора — ВЫЖИВАЕТ СИЛЬНЕЙШИЙ. Не рассказывай людям, какой ты крутой, не проси их уважать себя. ДОКАЖИ, ЧТО ТЫ ДОСТОИН УВАЖЕНИЯ! ДОКАЖИ, ЧТО ТВОЙ СТЕРЖЕНЬ — КРЕПЧЕ! И тогда не нужно будет слов.

Когда на войне твои противники поймут, что ты ценишь жизнь меньше, чем они, когда до них дойдет, что ты скорее сдохнешь в своем окопе, но не отступишь, когда, осознав это, они будут бояться рукопашной как огня, тогда ты уже победил. Задолго до праздничного салюта.

— Петрович, — неожиданно для самого себя обратился Миха к соседу справа, — а что, рукопашные случаются часто?

— Рукопашные? — недоуменно уставился на Миху сосед.

— Да с начала войны ни разу не было. Румыны боятся рукопашных…

Когда ополченцы возвращались с обеда, они попали под минометный обстрел. Признаться, Миху эта неприятность застала врасплох — слишком уж неопытным пока он был. Итак, мирно переваривая отличную копченую курятину из «гуманитарной помощи» женкомитета, он в числе еще нескольких вояк брел в сторону окопов. Мир был прекрасен. Ярко светило веселое мартовское солнышко, рождая на лице лукавый жизнерадостный прищур, в желудке разливалось приятное, сытное тепло, совсем уж обнаглевший автопилот настырно требовал тихого часа.