Михаил Нестеров - Убить в себе жалость

Хозяин офиса пил водку медленно, мелкими глотками — вот так же он пил на заводе неразбавленный спирт. Один раз по молодости выпил целый стакан; когда допивал, в голову мягкими толчками уже стучался хмель. Потом неоправданно большая порция воды, и он отключился. Проспав пару часов в раздевалке, снова напился воды из-под крана и опять отключился, словно хапнул полный стакан спирта. Опытные товарищи по цеху посоветовали: не пей воду после спирта, так и будешь вырубаться.

Курлычкин допил водку, облизнул губы, появилось желание закусить горячей вареной картошкой, политой подсолнечным маслом и посыпанной укропом. Отбил привкус водки, как обычно, соком лимона, снова почувствовав на зубах неприятный металлический осадок. В связи с этим тут же вспомнился день, когда он получил первую кассету с записью. Потом следующее утро, когда, глядя на сына, лопающего тертую морковь, на него накатила злоба.

Странно или нет, но сегодня он не получал никаких известий о Максиме, только память по-прежнему бередила душу.

Дежа-вю…

На территории школы все было без изменений, исключая полное затишье строительных работ. Леса давно опустели, рабочие в открытую разложили на деревянном поддоне бутылки с водкой, закуску.

«Завтра будут болеть», — рассеянно посочувствовал Курлычкин.

Он уже отошел от окна, как вдруг вспомнил, что предшествовало необычному развлечению рабочих, присоединившихся к ватаге ребятишек: на территории школы он видел женщину, она о чем-то беседовала с одним из рабочих. Может, именно эта женщина тревожит его мысли?

Он смотрел на нее рассеянно, но все равно мог припомнить ее облик: среднего возраста, небольшого роста, чуть склонная к полноте, глаза скрывали солнцезащитные очки, одевается, скорее всего, в дорогих магазинах, во всяком случае платье сидело на ней хорошо.

И что?..

Нет, не она причина его беспокойства, а пьяный толстяк, скачущий, как мальчишка, и толпа таких же тепленьких товарищей, скандирующих толстяку: «Давай, Илья! Молодец!»

Волосы на голове Курлычкина пришли в движение, на миг ему показалось, что он стремительно седеет. Он вспомнил, где видел сцену, которую с поразительной точностью повторили рабочие и дети. А женщина…

Неужели?!

Курлычкину стало страшно, словно его посетила почтенная дама, про которую он давно забыл.

Он сделал шаг вперед, проверяя, не качнется ли под ним пол…

Не качнулся.

И он вспомнил еще одну деталь: тертая морковь. Морковь. Тертая, которую так любил сын судьи и моментально откликался на просьбу матери, чтобы помочь ей. И покачивание видеокамеры: лицо Максима — плечо — наручники.

Вот теперь все стало на свои места, все же он получил третье послание, которое больше походило на откровенный вызов.

Курлычкин никого не боялся в этой жизни, но вот судья заставила его сжаться, почувствовать каждый волос на голове, ввела его в такое состояние, что он безумными глазами все же посмотрел на кресло, словно под ним могла находиться спасительная нора.

Вскоре он немного овладел собой, но его подрагивающие руки увидел старый друг Костя Сипягин.

Со временем Курлычкин во всем разберется, повторно накажет судью, но шок, который он пережил, надолго останется в нем.

Он понял, что, как десяток лет назад, сегодня не сомкнет глаз; а если закроет их, перед ним встанет уродливое лицо «дауна» и будет глумливо кривляться, далеко высовывая неповоротливый, весь в складках язык. А если он заснет, его вместе с одеялом сдернет судья и станет убивать ногами. Сейчас он понял: если у белой горячки есть лицо, то для него оно — ненавистный лик Ширяевой.

Курлычкин сжал пальцы в кулаки: нет, не она, а он будет топтать ее ногами — лично, не передоверяя такое ответственное дело никому.

— Пошли со мной! — рявкнул Курлычкин.

Сипягин от неожиданности вздрогнул. Глядя в лихорадочные глаза босса, в первую очередь предположил, что того вот-вот хватит удар. Не вовремя Сипягин собрался поговорить о корейцах и моркови, что косоглазые тут не при делах. Но Курлычкин уже вышел из кабинета, и Костя поспешил за ним.

Неожиданно на лестничном пролете Курлычкин развернулся и часто задышал в лицо приятеля.

— Говорить буду только я, понял?!

— Как скажешь! — в полном недоумении воскликнул Сипягин, вдыхая водочный перегар, исходивший от босса.

— Ни одного вопроса! Стой рядом и слушай.

В какой-то степени Сипягина забавляло непонятное поведение Курлычкина, и он хотел было спросить: «Это приказ?» — но слава богу отказался. Однако едва сдержал смех, когда произнес: