Глеб Исаев - Возвращение [СИ]

— Охолодись, — посоветовал Георгий, брезгливо отодвинув ногу сидящего на полу великана.

— Забавно, — усмехнулся он, — крыша, так понимаю, значит покровительство? Ну, нам это ни к чему.

Однако подъем на третий этаж показал — не все так гладко. В горле запершило, дыхание сбилось.

"А вот с этим нужно что-то делать", — сердито ухватил себя Георгий за выступающий животик под ветхой тельняшкой.

Крыльцо скрипнуло, Георгий старательно вытер испачканную в грязи обувь, легонько толкнул незапертую дверь и шагнул в темный проем.

Мать схоронили, пока он лежал в беспамятстве. Самого Гошу выписали из больницы неделей позже. Врач бесстрастно взглянул на данные анализов, устало потер красные после ночного дежурства глаза и принялся заполнять карточку.

— Случай твой, конечно, из ряда вон выходящий, прецедентов я лично не помню, поэтому и прогнозов делать не стану, — он перечеркнул незаполненные графы. — Рецидив возможен в любой момент, пусть инвалидность остается. Мало ли… От твоих пяти тысяч государство не обеднеет, — скорее убеждая самого себя, подвел итог рассуждениям доктор.

Георгий вошел в темноту нетопленной избы. Исхудавшая Муська прыгнула с пыльного подоконника и сорванным от беспрестанного мяуканья голосом поприветствовала хозяина.

— Вот так вот, — Георгий стянул потертую шапку, подаренную ему сердобольными поварихами. — Одни мы теперь с тобой, киска, остались.

Опустился на стул и хмуро взглянул на сдвинутый в середину комнаты стол. Воображение подсказало, что на нем и стояла казенная домовина.

— Покормить тебя? — обратил он внимание на истошно орущую возле ног кошку.

— Сейчас, — вынул из кармана подсохшую булочку с ливером, раскрошил в вылизанной до блеска кошачьей миске.

Георгий посмотрел как жадно, утробно рыча, накинулась кошка на эрзац-корм. И только тут заметил, что дверца буфета приоткрыта. Поднялся, заглянул внутрь. Вместо аккуратной стопки на полке лежал скомканный ворох бумажек. Словно кто-то, вовсе не заботясь о сохранности остального, искал нечто важное.

Обнаружилась и пустая коробка от наград. Однако ни самих орденов, ни наградных документов не отыскал.

"Может, кто из соседок прибрал?" — не особо озадачился хозяин. Аккуратно прикрыл дверцу шкафа.

— Что ж, будем жить, — выдохнул отставник и решительно стянул тощий казенный бушлат. Растопил печку, набрал в сенях воду и занялся наведением порядка. Скрести и чистить пришлось долго, но когда закончил и устало перевел дух, в доме была почти армейская, казарменная, чистота.

Передохнув, решил зайти к соседям. Суетливая, неопрятная тетка, которую он и не вспомнил, долго причитала, неприметно косясь на сидящего у стола гостя. — А мы думали, и не воротишься, — простодушно пояснила она свой интерес. — Витька сказал, в дурдом тебя свезли, навовсе.

— Так он с дружками еще во дворе у вас вчера крутился. Я выглянула, чего мол, а он и сказал, — припомнила тетка, когда Георгий попытался узнать, кто мог забрать его вещи.

— Ты у него, у Витьки, спроси, — бесхитростно посоветовала хозяйка, усиленно вытирая стол цветастой тряпкой. — А то, может, чайку попьешь? — ей не терпелось уяснить для себя, точно сосед пришел в разум или нет.

— После. С делами разберусь, зайду, — мягко отказался гость. Провел ладонью по реденьким пегим волосам, поднимаясь.

— Намаялась с тобой Авдотья-то, — не к месту ляпнула толстуха. — И надо же, померла. Как дожидалась…

— А тебя насовсем вылечили? — не удержалась она от вопроса.

Георгий тяжело вздохнул, успокаивая легкую неприязнь к бестолковой соседке.

— Насовсем, тетка, насовсем.

— Да какая ж я тебе тетка? Мы ведь с тобой, Гошка, в одном классе учились? Неужто не вспомнил меня?

— Нет. Не помню, — отрезал он и шагнул в дверь.

Он и вправду не сумел признать в этой расплывшейся, неопрятной бабе хрупкую смешливую девчонку из соседского двора, с которой вместе бегал на речку и катался зимой с горки.

"Почти пятнадцать лет?" — впрочем, посетовал больше по инерции. Недели спокойных ночных размышлений в тишине больничной палаты хватило осознать, что время и вправду прошло, и все неузнаваемо поменялось.

И сам он, и окружающие. И не так жалко ему было исчезнувшего союза и партии, как тех, кого он привык считать вечными. Любимых актеров, писателей. Миронова, Леонова, Папанова, да мало ли их исчезло из его жизни в одночасье. Вот это ему понять и принять оказалось непросто. А что до остального? "Да и хрен с ними, с этими Громыками и Пельшами, — по-крестьянски рассудительно махнул рукой Георгий. — У них своя свадьба, у нас своя".