Сергей Козлов - Последний Карфаген [Повесть. Рассказы. Дневники]

— Тут не соображения, а память требуется. А с нею у меня — сам знаешь.

— Да уж, вредная тетка, профурсетка!

— Куда тебя?

— Сам знаешь.

— Думал, может, новую вводную дали.

— До пяти вечера время еще есть. Вот только боюсь там встретить одного дурно пахнущего человека. Кстати, прощупай его. Зовут Максим Валерьянович, бывший завбазой. Работает на некого Симона Давидовича, который знает слово «сим-сим», и все двери, включая тюремные, по его приказу открываются. Думаю, он и кремлевские кабинеты ногой открывает. Больше ничего добавить не могу. Найти бы еще Двадцать Седьмого… Куда они его отправили? И Немого.

— Что за Немой?

— Достойный стрелок. Чистильщик по призванию. Жил в Сочи, на Мамайке. Проверь… Зовут Андрей Викторович. Но он, как и я, в списках живых не числится.

— Хорошо. Хотя в твоих кроссвордах даже квадратиков для букв не предусмотрено. Полная темнота.

— С Симоном Давидовичем еще Леня приходил. Типичный браток, но, вероятно, из легализовавшихся…

— Ого, ты уже и в этих делах рубишь?!

— Тут хочешь — не хочешь… А еще попробуй узнать что-нибудь о человеке по фамилии Черноморец. Он может находиться где-нибудь в горячей точке в качестве эксперта или командира какого-либо спецподразделения.

— Отоларинголог?

— Что?

— Это те, которые душманские уши, как трофеи, собирают. Вялят и, как ожерелье, носят. Беспредельщики.

— И такие есть?

— Ну кто-то уши, а кто-то головы режет…

— Это даже и не война, это мясорубка какая-то.

— Сейчас на каждой улице мясорубка и мусорница. Ты вот что, Никита, будешь мне звонить, но где бы ты ни находился, звони только с телефона-автомата.

— ?..

— Ты, похоже, под таким колпаком, что и лабораторным крысам не снилось.

— Знаешь, где я чувствовал себя лучше всего за последнее время?

— ?..

— По дороге на тот свет.

— Видимо, Никит, у тебя еще здесь дела имеются.

Вопреки моим опасениям в квартире Риты меня не ожидал Максим Валерьянович. Действительно, как и говорил Болотов, там была полная тишина и чистота. Словно хозяйка успела сделать уборку перед праздником. Никаких записок и знаков я не нашел. Зато сердце саднило, и почему-то по-детски хотелось заплакать. От таких ощущений я прикусил себе губу.

В холодильнике нашлось несколько яиц и полпачки масла, мне удалось поджарить яичницу. Сварил себе кофе и с полной апатией к пище и ко всему, что может произойти, начал есть. Следовало хоть как-то обдумать свои дальнейшие действия, но получалось, что мне остается только реагировать на возникающие обстоятельства. А они не заставляли себя ждать. Видимо, где-то в книге судеб чересчур торопливо листали страницы. Не прошло и пяти минут, как в дверь позвонили. Я шел открывать ее с полной уверенностью увидеть на пороге Максима Валерьяновича, но земля оказалась еще круглее, чем я думал. На пороге с ехидными улыбками стояли Саня и Родя.

— Привет, братан, — развязно поздоровался Саня, а Родя немного смущенно кивнул.

— Можно войти?

— Валяйте, — освободил я проход.

С порога они двинулись на кухню, словно бывали здесь уже не раз. По-хозяйски отодвинули сковороду с яичницей, и стали извлекать из пакетов продукты в ярких упаковках, вытащили также пару бутылок водки «Смирнов».

— Ты не менжуйся, братан, — позвал меня Родя, — мы по делу.

— Реально, — подтвердил Саня, — завалить тебя пришли. Вот такое, братан, плановое задание.

Он сказал это так, как будто он убивает людей ежедневно согласно полученной разнарядке, а со мной они сделают это по-дружески. Не больно.

Правда, я давно уже знал, что за напускной жестокостью и внешней атрибутикой прожженных уркаганов скрываются совсем другие люди.

— А это, — кивнул я на стол, — чтобы сразу помянуть?

— Йо-хо-хо! Да ты Петросян! — Саня от души расхохотался. — Да нет, брат, мы, если б хотели, тебя еще в подъезде накрючили, так что дыши глубже…

— Садись, выпьем, — пригласил Родя, который уже похозяйничал, нарезал, налил, открыл банки и даже насадил на три вилки по огурцу.

— У нас что, праздник? — спросил я, усаживаясь.

— Без базара, твой день рождения. По нашим подсчетам, уже третий. — Саня высоко поднял стопку. — Ну, за именинника.

Мы выпили, неторопливо закусили, братки при этом откровенно на меня косились. Только спустя минут пять Саня вновь начал говорить.

— А ты мастер, беспамятный. Мовшензону дырку по циркулю сделал. Он, блин, даже фотогеничным стал. Я у ментов на фотке видел. В газетенке-то нашей городской статья о нем вышла. «Смерть на боевом посту» называется. Во, блин, до чего демократия докатилась. Зато тебя отмазали, будто ты в ООН работаешь, — он налил еще по одной.