Александр Шувалов - Самый опасный человек

— Источник?

— Никита, майор из аппарата главного военного советника.

— И что такого тебе сказал этот самый Никита? Постарайся воспроизвести дословно.

— Хорошо.

— А вот Корейко ваш…

— Кто это? — удивился Большаков.

— Как это кто? — в свою очередь удивился майор. — Витя Прохоров, кто же еще. — Хохотнул. — Везет же мужчине: и деньжат здесь нехило поднял, и орденок точно на лету схватит.

— А почему ты решил, что он сильно при деньгах?

— Все просто, дружище. Ты его «котлы» видел?

— Ничего особенного. — Большаков с законной гордостью глянул на собственный хронометр. — Какая-то штамповка в железном корпусе. Делов-то.

— Штамповка… — Майора аж скрючило от хохота. — Ой, не могу! Ну, ты и знаток! Вот это видел? — продемонстрировал собственные часы.

— Ну.

— Гну! Made in Швейцария, чтоб ты знал. Стоит, к сведению некоторых знатоков, как пар десять твоих «Ориентов».

— Ого.

— Точно, именно так. А у Витечки часики — самая настоящая «Омега», да в платиновом, чтоб ты знал, корпусе! Ценой — как пар пятнадцать моих или два ведра твоих, роскошных.

— Да ладно!

— Мамой клянусь. В Союзе знающие люди за такие штук сто советских денег отслюнявят не глядя. И еще спасибо скажут.

— Твою мать, — ошарашенно пролепетал старлей.

— Исключительно тонко подмечено, — ухмыльнулся Никита. — Хватит и на шикарный кооператив в столице или домик у моря, и на долгую сытую жизнь. Учись, студент. — Майор сделал пару богатырских глотков из стакана и тут же долил.

— А ты-то откуда знаешь?

— Я-то? — Закурил. — Откуда надо. У тестя… — Замялся. — В общем, за слова отвечаю. Ну, что скажешь?

— Клара, — ответил словами пошлого анекдота Большаков. — Я… ею, — и тоже освежился. Даже вкуса не почувствовал.

— Вот, значит, как. — Полковник в задумчивости отстучал пальцами по столу что-то, отдаленно напоминающее «позорный» пионерский марш. — «Омега» в платиновом корпусе… Аванс получается или даже полная оплата за труды праведные. Лихо его юаровцы захомутали.

— Теперь понятно, — донеслось из угла, — почему его, сердечного, так скрутило вчера поутру.

— А Поздняков, получается, со штатниками подружился, — наябедничал старлей.

— Дела… — с грустью усмехнулся полковник. — Самый настоящий хохляцкий партизанский отряд. С предателями. И даже еще круче.

Был он, что называется, в теме: в армию в ту великую войну не попал по возрасту, но все равно как следует повоевал. В партизанском отряде у Сабурова. С двенадцати мальчишеских лет. В разведке, конечно же.

— Дела. — Большаков качнул головой и тут же зашипел от боли. — Что делать-то будем?

— Отдохни часок-другой, — прозвучало в ответ. — А я схожу пообщаюсь с капитаном. По-свойски. Коллеги все-таки.

— Ну, как ты?

— Уже лучше, — с умеренной бодростью отозвался Большаков.

К обеду боль действительно немного стихла, только голова слегка потрескивала, как тот арбуз, когда его проверяют на спелость.

— А раз так, давай работать.

— В смысле?

— Для начала обрисую тебе обстановку, как ее вижу. — Полковник с силой провел ладонями по нежно-землистого цвета лицу, отчего то на минуту порозовело. — Произошло ЧП: командир войсковой части подполковник Прохоров встал на путь предательства. Вступил, понимаешь, в контакт со спецслужбами ЮАР и выдал им схему охраны совершенно секретного военного объекта. За что получил вознаграждение в виде эксклюзивных, — произнес со смаком, — часов швейцарского производства стоимостью около ста пятидесяти тысяч долларов США.

— А…

— А сотрудник особого отдела капитан Поздняков морально ни разу не перерождался. Напротив, до последнего мгновения жизни был верен Родине и присяге. Это он, Коля, настоятельно посоветовал тебе внести изменения в охрану объекта со стороны воды и не докладывать об этом подполковнику.

— Почему не докладывать?

— А подозревал он его в чем-то таком или просто не был на сто процентов уверен. — Вздохнул. — Вот такова официальная версия всего произошедшего. Понятно?

— В общем и целом, — кивнул Большаков. — Только почему до последнего мгновения? Разве с ним что-то произошло?

— Пока нет, но в самое ближайшее время… — Полковник тяжко вздохнул. — В общем, не убережем мы капитана. Погибнет, сердцем чувствую, причем страшно.

— А кто его? — обалдел старший лейтенант.

— Как это кто? Вы с Максимычем, — кивнул тот в сторону ловко управляющегося с изрядных размеров бутербродом как бы старшего лейтенанта. — А после, — достал из тумбочки Polaroid, очень похожий на тот, что был у сэра Бенедикта, — все хорошенько зафиксируете. Чтоб смотрелось.