Валерий Ковалев - Золото мертвецов

— Слышь, прапор, — выдул к потолку тонкую струйку Душман, — а тебе привет.

— От кого это? — высоко вскинул брови Огнев.

— От Виктора, который был егерем.

— ?!

— Ну да. Мы, прежде чем лететь в Архангельск, навестили кордон, думали, а вдруг ты там, — продолжил Душман. — Ну и встретились с этим самым Виктором. Фамилия его, кстати, Лебедев.

— Точно, — прошептал Огнев, повлажнев глазами. — Так, значит, он остался жив? Уму непостижимо, — перекрестился.

— Во-во, именно, — ткнул Зингер окурок в пепельницу. — На той стрелке пацаны всадили в твоего корешка две пули, и он вырубился. Приехавшие менты посчитали его жмуром, определив в морг. Ну а там Витька оклемался, и им занялись врачи, практически вытащили с того света.

Потом менты хотели сделать из него «паровоз» и посадить. Но что-то там у них не склеилось, отпустили.

— Да, Виктор серьезный парень, — заявил Душман. — Офицер, воевал в Чечне. Кстати, тебе привет передавал, если найдем, конечно.

— И чем же он теперь занимается? — поинтересовался Огнев.

— Служит в городе в охране у какой-то бабы.

На несколько минут в номере возникла тишина. Слышно было, как в воздухе прожужжал комар.

— Ну а теперь у нас к тебе дело, прапор, — закурил вторую сигарету Сашка. — То золото, что ты нам дал, оказалось счастливым. Мы его выгодно толкнули и купили автосервис. А еще в прокуратуре у меня нарисовался дружок — вместе были в Афгане. Он вошел в долю, и теперь у нас еще две заправки и кабак, так что бабок хватает, а с братвой мы завязали.

— Завязали, Юр, век воли не видать, — щелкнул ногтем себя по зубу Зингер.

— Ну так вот, — неодобрительно покосился на приятеля Душман. — Мы с Коляном долго думали и решили, что негоже тому золоту лежать в тундре. И не потому, что жадные, просто обидно. Оно ж народное. Нужно достать и пустить в дело.

— Так. Дальше, — уставившись в стол, отрешенно произнес Юрий.

— Заберем рыжье, толкнем и купим пару заводов с леспромхозом. А это рабочие места и хлеб для работяг. Ну а еще построим церковь, в память о тех ребятах, что лежат в тундре.

При последних словах Душмана Огнев поднял голову, и его глаза потеплели.

— Церковь, говоришь? — тихо произнес он и опять задумался.

В комнате снова возникла тишина, нарушенная далеким звоном колокола, призывавшим к вечерне.

Юрий встал и, поклонившись в ту сторону, осенил себя крестом, размашисто и истово.

— Хорошо, завтра я дам ответ, — направился к двери. Потом она хлопнула, и все стихло.

Отодвинув стул, Душман подошел к окну.

Темная фигура в скуфье и рясе удалялась от гостиницы.

— Да и ты теперь другой, — сказал он, ни к кому не обращаясь.

Отстояв вечерню, Огнев смиренно прошел в свою келью, где жил с еще с тремя послушниками, и долго молился Господу о ниспослании благодати страждущим, прощении ему грехов и наставлении на истинный путь.

Всю ночь послушник не спал и, лежа на жестком ложе, думал о сделанном ему предложении.

За истекший год его душа так и не обрела покоя, хотя внутренний мир изменился. Огневу все больше нравилась жизнь в обители, соблюдение церковных канонов, долгие беседы с наставником, а также чтение Евангелия и размышления наедине. В этом было что-то новое, выгодно отличающееся от мирских соблазнов и суеты.

Однако встреча со старыми друзьями всколыхнула все то, от чего хотелось освободиться. Бывший полковник не приемлел несправедливости, лжи и обмана, мучительно переживал за когда-то великую страну и ее народ, обездоленный новой властью.

Он понимал, что помочь всем невозможно, но то, что сказал Душман, заставило Юрия задуматься. Можно было сделать действительно благое дело для тех немногих, которым в случае удачи они могли помочь хоть чем-то, а еще отдать дань памяти героям, погибшим в тундре. Ведь ценой жизни они сохранили то, что теперь может послужить благому делу.

После утренней литургии он направился в ризницу к игумену, испросив разрешения побеседовать.

— Прошу, брат Юрий, — кивнул отец Иосиф на стоявший рядом стул. — С чем пришел? Слушаю.

И Огнев рассказал историю своей жизни, вплоть до сегодняшнего дня и предложения Душмана.

— Да, весьма печальна твоя юдоль под этим небом, — задумчиво перебирая в руках четки, сказал после долгого молчания игумен. — Как, впрочем, многих в обители. И чего же ты от меня хочешь?

— Отпусти меня на время в мир, отец, — поднял голову послушник, — я хочу добыть то золото и обратить в пользу страждущих. А еще построить храм и увековечить память убиенных, тех, которые его сохранили.