Михаил Рагимов - Юг-Север

Разговаривали вслух, голоса особо не понижая. До укров - полтора километра, и музыка у них во всю орет. Не услышат, даже если стрелять начать.

- Ленту за лентой патроны подавай, укропский придурок скорее помирай… - пропел, точнее, проскандировал Поздняков и смачно плюнул.

- Это что, тоже фольклор местный?

- Неа, это вольный перевод тамошних песнопений, - кивнул сержант в сторону лагеря украинских силовиков. - Они так Бандеру вызывают, сатанисты хреновы.

- Сложно тут у вас, - с очень серьезным лицом произнес Котельников и, подняв бинокль, снова начал изучать обстановку.

Работали ночью. Поздняков боялся, что по периметру натыкали датчиков – не первый день сидят. Или хотя бы тот же элементарный «Шмель» раскинут. Но сканер в руках у рядового Андреева разочаровано попискивал, ничего не обнаруживая. Ну а чтобы не влететь в мигом рвущуюся паутинку «Шмеля», достаточно не ломиться, как раненный лось…

Прошли удачно - ломом, брошенным в вагонный сортир. Лишь прогрохотали, словно по рельсам железякой от души проехались, пара коротких очередей, да лопнула огненным клубком Ф-1, щедро поделившись чугуном еще советской отливки-плавки.

- Ну здравствуй… - сказал Поздняков, встав над человеком, что сидел на земле, обхватив колени, и ошалело крутил головой. Остальных пленных, выживших после нападения, Котельников сотоварищи грузил в БТР, благо, из гарнизона выжила ровно половина. И вот этот, кто смотрит потеряно и не узнает. – Что, пане Вольдемару, и не признаешь сослуживца? – поинтересовался сержант, чуть наклонив голову.

Тот, с кем они десять лет назад потели в одной учебной роте, а потом охраняли границу в одном отряде, хоть и на разных заставах, сильно изменился. И морда обрюзгла, и нос на сторону своротили. Да и в пузе добавил, растеряв былую тощесть легкоатлета. Поздняков хмыкнул. Последняя мысль и самого касалась. Четыре года жизни вне службы и ему накинули килограмм десять. Ну то не страшно. Со всей нынешней нервотрепкой скоро товарищ сержант опять легкий будет, как зеленый дух, спустившийся с небес, чтобы отпустить дедушку на дембель…

- Сашок… - простонал – прохрипел Вовка, наконец-то, узнав. - Звыдки?..

- Тебе объяснить, откуда дети берутся? – через силу улыбнулся сержант.

- Да не треба! – оскалился в ответ бывший стрелок первого отделения второй пограничной заставы для выполнения специальных задач Андриюк… - Ты мени краще объясны, що тут робыш? Ты же до москалей подался! И как там, грошей багато заробыв?

- Достаточно. Всяко больше тебя. Ты куда, в Испанию ездил унитазы мыть?

Конопатая рожа Андриюка, перечеркнутая свежим порезом расплылась в дурацкой ухмылке.

- В Италию. Дуже там нашего брата полюбляють…

Позднякова начало трясти от злости. Сидит перед ним здоровый толковый мужик, и хвалится, хрен знает чем…

- А потом, решил по своим пострелять, да?

- Да яки ж воны мени свои?! – совершенно искренне удивился Андриюк. - Тут шахтари лише, та розбийныки. Та иньше быдло. Воны нас до Европы пускать не хотять. А я ж прикордоннык! Меня кордон захыщать – само то. Да и платять добре, - и демонстративно плюнул. В темноте видно не было, но Поздняков надеялся, что слюна красная, с кровью.

«Не нужен это разговор. Совсем не нужен»… Мысли бежали холодные, но липко-противные.

- И для этого ты сюда приперся? Не я к тебе в Тернополь твой, а ты ко мне, в мой Донецк?!

Андриюк чуть посунулся, поняв, что ляпнул лишнего. Но Позднякова уже накрыло. Со стороны БТРа, где закончили трамбовать целых, и наскоро перематывали раненных – чтобы до плена живыми доехали, обернулся Котельников, услышав рык сержанта.

- Ты, сука бандеровская! Ты меня жизни учить будешь?! Такие твари как ты, твари тупорылые страну развалили нахер, и еще тут что-то языком своим вонючим трепать будете?! У нас на шее, суки, двадцать лет сидели, и еще вякаете что-то?!

Поздняков ухватился за рукав камуфляжной куртки Андриюка, где красовалась нашивка с «подбитым соколом». АКС, который никто больше не держал, повис на ремне пропущенном через заднюю антабку, стукнул «дульником» о колено…

- И орел тебе наш поперек горла стал, сученыш долбанный?! Одну птицу на другую поменял?!

- Не! - заверещал Андриюк, поспешно вытаскивая замызганный бумажник. В грязь посыпались смятые гривны, мелочь, какие-то бумажки и квитанции… Наконец, бывший сослуживец выудил трясущейся рукой смятый шеврон, на котором, на зеленом поле раскинул крылья орел.

- Ось! Дывысь! Збериг я «пташку» нашу! – Андриюк выставил нашивку перед собой, будто крест.