Александр Афанасьев - Счастье волков

Греки сразу пошли в атаку, играя скорее на кураже, чем на классе, — русские вынуждены были отступить, огрызаясь контратаками. На тридцать первой минуте прострел греков справа завершился выходом к воротам… гол!

Стадион взревел. Ноль — один!

Получив мяч, русские перешли в атаку, на тридцать третьей минуте им удалось выйти к чужим воротам. Удар… мяч отлетает, но второй русский переправляет его в сетку через уже лежащего вратаря.

Один — один!

Стадион буквально взбесился. Только что заработанное преимущество уплывало на глазах.

Греки стали играть грубее. Судья дважды не увидел серьезных нарушений правил — за оба можно было назначить штрафной. Но не назначил. Потом еще один. Он уже понял, что футбол здесь больше чем футбол. И ему хотелось уехать из города.

Живым и неизбитым.

На перерыв ушли при счете 1:1.

Раздевалку русских охраняла полиция, но игроки понимали, что в случае чего это не спасет. Они привыкли к вялому течению российской футбольной жизни, и то, что было здесь, было для них неожиданным и опасным.

В раздевалку зашел один из менеджеров, позвал капитана жестом. Отошли.

— Вить…

— Ну.

— Мне только что отзвонили…

…

— Сказали, что если не сольем — живыми не уедем.

— Чо, прямо так?

— Прямо так.

— А откуда они твой телефон знают?

— Ну…

Это и так было понятно — он и дал. Чтобы была возможность условиться о договорном матче. Салоники был соперником проходным, проще было заплатить.

Но в ответ он услышал вот что.

Капитан «Спартака» Виктор Громов думал, что делать. Он был не первый день в российском футболе. И не первый год. И что такое договорной матч — прекрасно знал. Потому что в России с этим по факту не боролись. Не было прецедентов, миллионных штрафов, когда команды первой лиги в наказание ссылают в третью.

Но им всегда предлагали деньги. Такое, чтобы «сливайте матч, а то убьем», — никогда не звучало. Даже на Кавказе такого не было. Кавказ Кавказом, но правила игры он все же выучил и им следовал. Все куплю — сказало злато.

А тут правила устанавливали свои.

У Виктора Громова, как и у всех игроков, были семьи. Красивая жена. Дорогой джип или седан. Миллионная зарплата.

И вот те, кому глубоко на… ать на правила и у кого ничего из этого нет, предлагают — руки вверх, а то убьем. Им плевать на деньги, у них их нет. Они — сила.

Все возьму, сказал булат.

Что делать?

— Ладно. Я поговорю с пацанами.

— И что им скажешь?

Громов посмотрел на менеджера, но ничего не ответил и пошел в раздевалку. Менеджер пошел на тренерскую скамейку. Он был не святым и считал футбол чем-то вроде бизнеса, но сейчас ему было стыдно.

И страшно.

— Пацаны…

Игроки смотрели на своего капитана. Он смотрел на них.

Потом Дмитрий Рашкиев, полузащитник, спросил:

— Сколько?

— Жизнь. Сказали, выиграем — живыми отсюда не уедем.

Все замолчали. Только каждый ощутил всю тяжесть того, что сейчас вверху. Бетон, трибуны…

«Болелы» местные.

И свои — которых совсем немного. Но они есть.

Русский футбол был грязен. Даже очень грязен. И продажен. Даже топовые команды участвовали в договорняках.

Но сейчас все понимали, что это не договорняк. И дело не в том, что не платят. Им просто предлагают сдаться.

А сдался на футбольном поле — завтра, на поле боя, тоже сдашься? А что? Зато не убьют, может, даже не ограбят…

Второй тайм начался с нового натиска греков. Такое — два тайма отыграть, как пять минут, — навевает мысли о допинге, но на допинг проверяли только русскую команду. К тому же свои стены — это тоже допинг.

Новый проход… штанга!

На пятидесятой минуте греки проломились числом — просто снесли защитников — два один. Судья предпочел опасную игру не заметить.

Дальше началась вязкая игра, которую прервал долгожданный свисток судьи.

Штрафной! В ворота греков!

Видимо, судья посчитал, что дальше ничего не видеть уже нельзя.

Капитан «Спартака» подошел на точку, тщательно поставил мяч. Трибуны бесились, с них летели файеры… какие-то бумаги. Все было на грани остановки матча. Но судьи не останавливали — понимали, что если остановят, то «болелы» хлынут на поле.

Он почти физически ощутил, как его ненавидят трибуны.

Это казалось как… тьма. Да, как тьма — за прожекторами.

Ревущая тьма.

Он вспомнил жену. Вспомнил, что надо платить ипотеку за новую квартиру. Что надо платить сыну за британскую школу.

И подумал… а какого черта.

Удар… гол!