Вытолкав калеку в зал, он трясущимися руками сунул в уголок рта сигарету, нервно прикурил:
— Фу, б… Как его земля носит? Никогда такого не видел. От живого трупный запах! И опарыши…
* * *
— Куда нас? — спросил Вадим бородатого дедка, кутавшегося в заношенную до дыр штормовку.
— Известное дело куда… гха… гха… На тюрьму. Облава началась.
— В спецприемник?
— Слышь, интеллигент? — выкрикнул сидевший поодаль от деда, в окружении бродяг, взъерошенный мускулистый парень. — А ты че, ни разу у хозяина не был? Ах да, ты домашний еще, не обтесался. Ниче, мы тебя обтешем. Обтешем, братцы? У меня чесалка уже встала!
Оборванцы отозвались разрозненным смехом.
— Рома, этот козел шарился на моей территории, — жаловался мускулистому хромой. — Внаглую. И ни шиша не заплатил. Разведи нас…
— Да ну?.. — осклабился тот, кого называли Ромкой. В его тоне и манере себя вести угадывался зэк, проведший не один год в местностях не столь отдаленных. — Он рассчитается… Нам бы в хату одну попасть, да, Интеллигент?.. Будешь у меня женой?
— Ха-ха-ха…
— И спать не поспишь, — прошамкала беззубым ртом сутулая попрошайка. — В хаты набьют, как сельдей… Клопов немерено.
— А тебе разница есть — клопы или мандавошки? — заразительно заржал Ромка.
Квадрат света, падающего из дверного проема, перекрыла темная фигура. В коридор вышел сержант.
— Чего ржете? На выход.
— Поехали, — поднимаясь, захрипел дедок.
Выводили их скопом, выстроив вереницей. Впереди конвоировал рядовой, полчаса назад задержавший на вокзале Вадима. Сзади за бомжами приглядывал сержант.
Вадим в бомжатник не собирался ни под каким предлогом. Пользы никакой, но потеря времени огромная. Плюс ко всему, не грела встреча с этим дебилом Ромкой, с его зэковскими понятиями, о которых он, Вадим, знал лишь понаслышке. И то из ширпотребовских книжонок, заполонивших торговые развалы. Как вести себя, если начнут прижимать, он догадывался, но на физическую свою силу не рассчитывал. Неандертальцы хором мамонта забивали…
Вовсю лил дождь, а до автозака, припаркованного на дороге, надо еще идти. Сунувшийся под ливень рядовой тут же вернулся под козырек и пальцем указал задержанным на открытую дверь фургона:
— Давайте туда. Ну же…
Первые холодные струи намочили Вадиму волосы; спустившись со ступеней, он напрягся — милиционер отвернулся, пряча от ветра трепещущий огонек, — и побежал.
Он бежал к угадывающемуся в свете фонарей скверу, перепрыгивая через бурные, пузырящиеся потоки. Позади одобрительно свистели, поддерживали криками товарищи по несчастью. Выкладываясь до рези в боку, он боялся одного — поскользнуться и упасть.
Рядовой, однако, взялся преследовать и не отставал.
— Сто-о-ой!
А голос-то сорванный, прерывистый. Уже сейчас стал задыхаться. Ненадолго хватит бегуна.
«Он такой же спортсмен, как и я», — обрадовался открытию Вадим.
— Стой, кому говорят!
Вадим останавливаться не собирался, до спасительных кустов оставалось каких-то метров двадцать.
Звонкая трель свистка перекрывала сонный шорох сыпавшегося дождя, будоража пустынную площадь.
— Стой, стрелять буду!
«А уж это дудки!» — подумал Вадим, понимая всю несерьезность угрозы, но и поручиться, что страж порядка рассуждал так же, не мог. Кто знает, что происходит в его разгоряченной погоней голове? Возьмет и выстрелит, вопреки законам и здравому смыслу.
И, ворвавшись в мокрые заросли, с радостью отметил: «Ушел!»
* * *
Дождь закончился, и редкие капли, осыпаясь с обмытой листвы, падали в разлитые по асфальту радужные лужи, разбивая зеркальное отражение пятиэтажки и ее светившихся окон. Усилившийся ветер разорвал обложившие небо тучи, унес их далеко на восток, и проступили алмазными гранями звезды, и выглянула полнокровная луна.
Вадим замерз, зуб на зуб не попадал, и вымокшая одежда при соприкосновении с кожей обжигала льдом. Он оставался на остановке, не представляя, куда пойти. На вокзал? Бессмысленно. И чревато последствиями, если опять нарваться на милицию. Бродить по ночному городу?..
А как великолепно оказаться сейчас, готовясь к ночному моциону, в теплой квартире, вроде одной из тех, что светились выходящими на магистраль окнами. Залезть по шею в горячую ванну и лежать, нежиться, блаженствовать… А после — запахнуться в махровый толстый халат, растянуться в кресле возле телевизора, и непременно чтобы жена вкатывала в комнату сервировочный столик с дымящейся чашкой ароматного черного кофе и крекером, и дремлющий кокер-спаниель в ногах…
Читать дальше